— Ты что? — оторопел он. — Ты что сделал, уродец?
Пакля сжался от нехороших предчувствий. Он думал, что беспощадный Чингиз сейчас разорвет Пельменя пополам. Пельмень не отвечал, только сопел и трясся.
— Да оставь пацана, — лениво проговорил Поршень.
— Ни хрена не оставь, — негромко, но с угрозой проговорил Чингиз. — Он мне теперь должен по жизни.
— Да ладно, осядь… Иди лучше налью.
После этой драматичной сцены Пакля ощутил нестерпимую жажду. Он наплескал себе целый стакан водяры, и через пару минут ему стало легче. Он даже стерпел, когда Шуша в очередной раз толкнул его в бок и начал бормотать:
— Прикинь. Чувак «молнию» на куртке расстегивает, а из-под нее — печень на пол — шлеп!..
Разморенный спиртным Пакля вдруг захотел пообщаться с Пельменем и немного успокоить его непринужденным разговором.
— Пельмень, — позвал он. — Как вообще дела-то?
— Нормально.. — рассеянно ответил Пельмень, взявшись за ухо.
— «Селедки» плавают?
— Чего? А-а, да…
— Бабу хочется, — прервал их беседу Хамыч. Он растянулся на траве, заложив руки за голову. — Большую такую, толстую рыжую бабу. Бабищу. Может, прокатимся в город за девчонками?
— Рано еще, — качнул головой Поршень. — Все дома сидят, прыщи запудривают перед танцами.
— А мы домой заявимся. Хрен ли нам?
Поршень кисло усмехнулся и сделал неопределенный жест: нечто среднее между покачиванием головой и пожатием плечами. Пакля при упоминании о девчонках беспокойно заерзал. Заточение в подвале сделало его очень чувствительным к этой теме.
— А правда, — сказал он. — Может, доехать до города, поискать знакомых? Пельмень, у твоей сеструхи ведь есть подруги?
— А что за сеструха? — заинтересовался Хамыч, энергично поднимаясь с травы. — Красивая? Или такая же лысая толстуха?
— Нормальная, — не спеша и со значением проговорил Поршень. — Хорошая баба.
— Слушай, толстяк, познакомь с сеструхой, — насел на Пельменя Хамыч., — Все по-нормальному будет, не бойся. Давай сгоняем на тачке, прямо сюда привезем, шашлычок как раз поджарим.
«Из кошки», — почему-то подумал Пакля.
Пельмень завороженно смотрел, как открывается и закрывается рот Хамыча, усаженный золотыми зубами. Как-то оказалось, что все окружили его, и их взгляды прямо-таки давили. Все разом захотели, чтобы он привез сюда сестру.
— Ну давай, чего ты? — нажимал Хамыч. — Чего ломаешься-то? Не тебя ведь трахать будем.
— Она не поедет, — осмелился возразить Пельмень.
— Так попроси хорошо! Уговори!
— Нет, она не захочет…
— Пусть едет и привозит, — угрюмо оборвал его Чингиз. — Он мне должен, пусть отрабатывает. А чего нам тут делать-то без бабы? В жмурки играть?
— Двигать надо, двигать, — мягко подсказал Шуша.
— Отвали, успеем, — отмахнулся Хамыч. — Поднимайся, толстый. Поршень тебя подкинет на джипе.
Пельмень в замешательстве обернулся на Паклю, словно искал защиты. Но Пакля и не собирался защищать. Ему тоже хотелось разбавить компанию женщиной.
— Да ладно, зови сеструху, — проронил он небрежным тоном. — Не бойся, не обидим. Просто посидим…
Пельмень затравленно озирался, натыкаясь на недобрые настырные взгляды своих случайных собутыльников. Никто его не жалел, даже старый приятель Пакля.
— Ну чего сопли жуешь?! — с напором проговорил Хамыч. — Садись в машину, живенько!
— И… и… — начал выдавливать Пельмень, задыхаясь от ужаса и обиды. И наконец выговорил: — Идите вы, знаете куда?!
— Да ты чего! — изумился Пакля, приподнимаясь.
— И ты тоже иди на хрен! — отчаянно крикнул Пельмень и побежал куда-то, с треском подламывая прибрежные кусты.
— Во дает… — покачал головой Хамыч и усмехнулся, блеснув золотом из-под толстых губ. — Придурок, блин…
Пакля долго смотрел вслед приятелю, но вместо сочувствия испытывал одно лишь раздражение. Пельмень вел себя так, словно плавал среди своих тупых селедок. А между тем его приняли в свою компанию очень крутые и конкретные ребята. И вести себя с ними нужно достойно, а не мекать-бекать и слюни ронять…
После ухода Пельменя повисло какое-то напряжение. Один отщепенец, нарушивший единство компании, можно сказать, подпортил всем отдых. Все замолчали и даже не стали открывать новую бутылку.
— Двигать, двигать… — тихо пропел Шуша.
— Ладно, уговорил, — махнул рукой Хамыч. — Доставай цацки.
Шуша радостно вскочил и пошел к машине. Возле костра легла расстеленная газета, на которой возникли пузырьки, шприцы, какие-то ватки, тряпочки. Пакля с беспокойством, но и с любопытством подполз поближе.
— Готов? — спросил его Хамыч.
— Чего? — испугался Пакля.
— Двигу загнать. А ты чего думал?
— Уколоться, что ли? — недоверчиво переспросил Пакля.
— А чего ты сразу заморгал-то? Страшно?
— Почему сразу страшно? — обиженно пробурчал Пакля.
— Во-от, — поощрительно закивал Хамыч. — Мужчина в жизни должен сделать три вещи: переболеть триппером, отсидеть в тюрьме и — вот это.
— Я уколов не боюсь, если надо — уколюсь, — продекламировал Чингиз, расстегивая манжет рубашки.
— А ты? — спросил Хамыч у Поршня.
— Я потом, — кивнул Поршень, наблюдая за приготовлениями сквозь табачный дым.
— Новеньким — маленькая двига, — тихо приговаривал Шуша, звеня склянками. — Стареньким — большая двига.
— Ну давай, — сказал Хамыч, подходя к Пакле с наполненным шприцем, — открывай калитку.
— Чего, прямо сейчас? — забеспокоился тот.
— А когда? — Хамыч рассмеялся. — Завтра, что ли?
— Кайфуй, пока бесплатно, — посоветовал Чингиз. — Пока мы добрые.
Пакля неуверенно тронул левую руку, нащупал пуговицы. Он не хотел колоться. Ему совсем не надо было этого. Но ему обязательно хотелось приблизиться к этим парням. Встать с ними вровень, а не хныкать и не трястись, как рыхлый Пельмень.
Он оголил руку.
— О, вены чистые, — похвалил Хамыч. — Искать не надо.
«Совсем не больно», — подумал Пакля, наблюдая, как маленькая игла продавила кожу и наполовину ушла под нее.
Он посмотрел на Поршня.
—А ты?
— Я потом, — сказал Поршень, пристально глядя, как глаза Пакли наливаются пустотой.
«Вот и чудненько, — подумал он. — Вот и славненько…»
* * *
— Это там, — сказала Машка и кивнула в сторону заброшенной фабрики, поднимающей серые стены над пустырем. — Там сигнал был самый сильный.