– Она эту метель часто вспоминала, – сказал я. Отец, прижав к уху трубку, резко глянул на меня. – Когда весь город парализовало.
Он рассмеялся:
– До чего же прелестная барышня! Я засиделся допоздна на собрании со старенькими членами правления – на углу парка и Девяносто второй, одна еще была владелица судов и пароходов, сейчас уже, увы, померла. Ну и, в общем, спускаюсь я из этого пентхауса на улицу, тащу портфель свой с бумагами, конечно – а там сантиметров тридцать нападало. Полнейшая тишина. Детишки на санках катаются по Парк-авеню. Метро, значит, ходило только до Семьдесят второй, и вот я волочусь по колено в снегу, когда – р-раз! – и подъезжает желтое такси с твоей мамой. Тормозит шумно. Как будто спасательную экспедицию за мной выслали. “Запрыгивайте, подвезу!” Весь центр как вымер. Снежинки вертятся, и все-все огни города так и сияют. И мы с ней катимся со скоростью километра три в час – прямо как на санках, – плывем прямо на красный свет, потому что смысла не было притормаживать. Разговаривали мы, как сейчас помню, про Фейрфилда Портера – как раз в Нью-Йорке только что прошла его выставка, – а потом переключились на Фрэнка О’Хару и Лану Тернер, вспоминали, в каком все-таки году закрыли тот, самый старый “Автомат” Хорна и Хардарта. А потом выяснилось, что работаем мы на одной улице – через дорогу друг от друга! Как говорится, это было начало прекрасной дружбы.
Я глянул на отца. У него было странное выражение лица, а губы плотно сжаты, будто его вот-вот стошнит прямо на ковер.
– Мы с тобой немножко поговорили о том, что мама тебе оставила, если помнишь, – продолжил голос на том конце провода. – Немножко. Время было неподходящее. Но я надеялся, что ты ко мне зайдешь, когда будешь готов к разговору. Я бы сам позвонил тебе до отъезда, если б знал, что ты уезжаешь.
Я посмотрел на отца. Посмотрел на бумажку в руке.
– Я хочу поступить в частную школу, – выпалил я.
– Правда? – спросил мистер Брайсгердл. – По мне, так идея отличная. И какие школы у тебя на примете? На восток хочешь вернуться? Или у себя там что-то нашел?
Это мы не продумали. Я посмотрел на отца.
– Эээ, – сказал я, – ээээ, – а отец гримасничал и лихорадочно махал руками.
– На западе должны быть неплохие школы, только я про них ничего не знаю, – продолжал мистер Брайсгердл. – Сам я учился в Милтоне, отличное было время. И мой старший сын поступил туда же, год проучился даже, хоть ему эта школа не совсем подошла…
Пока он говорил – про Милтон, про Кент, про разные частные школы, в которые ходили дети его друзей и знакомых, отец нацарапал записку и швырнул ее мне. “Переведите мне деньги, – было там написано, – Взнос за учебу”.
– Эмм, – промычал я, не зная, как завести об этом разговор, – мама оставила мне деньги?
– Ну, не совсем, – ответил мистер Брайсгерд, после этого вопроса став заметно попрохладнее, а может, просто смешавшись от того, что я его прервал. – Под конец, как ты и сам знаешь, у нее с деньгами были проблемы. Но у тебя есть пятьсот двадцать девятый. А перед самой смертью положила на твое имя немного денег по ЗПСН.
– Что это такое? – отец, не сводя с меня глаз, слушал очень внимательно.
– По Закону о передаче средств несовершеннолетним. Деньги на твое образование. И ни на что другое их потратить нельзя – ну, до твоего совершеннолетия нельзя.
– А почему нельзя? – спросил я после небольшой паузы – он явно старался подчеркнуть этот последний пункт.
– Закон такой, – сухо ответил он. – Но, конечно, если ты хочешь поступить в школу, что-нибудь можно придумать. Есть у меня клиентка, которая использовала часть пятьсот двадцать девятого на своего старшего сына, чтобы оплатить дорогущий детский садик младшему. Я, конечно, не считаю, что имеет смысл за такое выкладывать по двадцать тысяч в год – самые дорогие карандашики в Манхэттене, это уж точно! Но да, тебе надо понять, как это все работает.
Я поглядел на отца.
– То есть вы никак, например, не могли бы мне перевести шестьдесят пять тысяч долларов? – спросил я. – Если б они мне понадобились вот прямо сейчас.
– Нет! Ну разумеется, нет! Об этом даже и не думай! – Его тон переменился, он явно пересмотрел ко мне свое отношение, я больше не был для него маминым сыном и Милым Мальчиком, а стал захапистым уродцем. – И кстати, позволь спросить, откуда появилась именно эта сумма?
– Ээээ…
Я взглянул на отца – тот закрыл глаза рукой. Пиздец, подумал я и понял, что сказал это вслух.
– Ну, неважно, – шелковым голосом произнес мистер Брайсгердл. – Это просто-напросто невозможно.
– Никак нельзя?
– Никак, никоим образом.
– Ладно, ясно. – Я изо всех сил старался придумать что-то, но мысли, казалось, бежали сразу в двух разных направлениях. – А часть хотя бы можете выслать? Половину, например?
– Нет. Нужно договариваться непосредственно с выбранной тобой школой или колледжем. Другими словами, мне нужно увидеть счет и его оплатить. Ну и еще вдобавок оформить кучу бумажек. Ну а если, что маловероятно, ты решишь не идти в колледж…
И пока он путано вещал про разные плюсы и минусы счетов, которые открыла на мое имя мама (все они были чертовски недоступными, чтобы ни я, ни отец не могли наложить лапы на реальные, живые деньги), отец отнял трубку от уха, и на лице его явственно проступало что-то очень похожее на ужас.
– Ммм, да, здорово, спасибо, что рассказали, сэр, – сказал я, изо всех сил желая свернуть этот разговор.
– Налоговые льготы тут, конечно, тоже есть. Для таких вкладов. Но на самом деле она больше всего хотела, чтобы твой отец не мог добраться до этих денег.
– А? – неуверенно переспросил я после затянувшейся паузы. Что-то в его тоне заставило меня заподозрить, что он знал – шумное дартвейдеровское сопение по смежной линии (шумное для меня, слышал ли он – не знаю) принадлежит отцу.
– Есть и другие причины. В общем, – вежливая пауза, – не знаю, стоит ли говорить тебе об этом, но кто-то незаконно пытался два раза снять с твоего счета большую сумму денег.
– Что? – спросил я после тошнотворной паузы.
– Понимаешь, – голос мистера Брайсгердла стал таким далеким, будто доносился со дна моря, – я являюсь распорядителем по твоему счету. Где-то через два месяца после смерти твоей мамы кто-то в рабочее время зашел в один из манхэттенских банков и попытался подделать мою подпись на бумагах. Ну, в главном отделении меня знают, поэтому сразу мне позвонили, но пока мы разговаривали, мужчина ускользнул – охранник не успел даже подойти к нему и попросить документы. И было это, ничего себе, два года тому назад. Но потом – вот только на прошлой неделе – ты получил письмо, в котором я все это тебе написал?
– Нет, – ответил я, когда понял, что надо что-то сказать.
– Ну, если не вдаваться в подробности, был один очень странный звонок. Некто представился твоим поверенным и попросил перевести твои счета в другой банк. А потом мы стали все проверять и обнаружили, что кто-то, у кого есть доступ к номеру твоего соцстрахования, запросил и получил внушительный кредит на твое имя. Ты что-нибудь об этом знаешь?