16
Борис заночевал у меня, потому что мой дом был ближе к площадке, а сам Борис был, по любимому его выражению, v gavno – короче, в таком состоянии, что не смог бы доползти домой в темноте. Оказалось, удачно, потому что в три тридцать пополудни, когда нас навестил мистер Сильвер, я был дома не один.
Мы практически не спали, и нас слегка потряхивало, но кругом все по-прежнему казалось самую малость волшебным и полным света. Мы пили апельсиновый сок, смотрели мультики (классная идея, кстати – продлить таким образом угарный техниколорный ночной задел) и – а вот это уже дурная была идея – только что выкурили на двоих второй косяк за день, как в дверь позвонили. Попчик, который и без того был на грани – почуял, что мы серьезно отъехали и брехал на нас, будто мы демоны какие, – сразу зашелся в таком лае, словно только чего-то такого и ждал.
Секунда – и на меня все снова навалилось:
– Ох и ёб… – сказал я.
– Я открою, – тотчас же откликнулся Борис, сунув Попчика под мышку. И пошлепал себе к двери, босой, без рубашки, с совершенно невозмутимым видом. Но такое ощущение, что и секунды не прошло, как он с посеревшим лицом примчался обратно.
Он ни слова не сказал, да и не нужно было. Я встал, натянул кеды, как следует завязал шнурки (привык так делать перед нашими магазинными вылазками, чтобы, если что, бежать было удобнее) и пошел к двери. Там снова стоял мистер Сильвер – в спортивной этой куртке, с гуталиновыми волосами и всем прочим – только на этот раз рядом с ним стоял здоровенный мужик со змеившимися до локтей выцветшими синюшными татуировками и алюминиевой бейсбольной битой в руках.
– А, Теодор! – воскликнул мистер Сильвер. Казалось, он искренне рад меня видеть. – Как делишки?
– Прекрасно, – ответил я, поражаясь тому, какой я вмиг стал неукуренный. – А у вас?
– Не жалуюсь. Ох и здоровый у тебя синяк, дружок.
Я машинально потянулся к щеке.
– Эээ…
– Ты уж не запускай, полечи. Приятель твой говорит, отца нет дома?
– Да, нету.
– А у вас-то обоих все нормально? Ничего сегодня не беспокоит?
– Эээ, да нет, ничего, – ответил я.
Мужик не размахивал битой, даже совсем не пытался выглядеть грозным, но я все равно очень остро ощущал, что он держит ее в руках.
– Потому что, если беспокоит, – сказал мистер Сильвер, – если какие-то у вас проблемы, то я могу помочь вам их решить, вот так.
О чем это он вообще? Я перевел взгляд с него на улицу, на его машину. Даже через затонированные стекла было видно, что там сидят еще какие-то мужики.
Мистер Сильвер вздохнул:
– Рад слышать, Теодор, что нет у вас никаких проблем. Как бы и я хотел сказать то же самое.
– Простите?
– Потому что дело вот в чем, – продолжил он так, будто я ничего и не сказал, – у меня как раз есть одна проблема. Очень большая проблема. Отец твой.
Не зная, что отвечать, я уставился на его ковбойские сапоги. Они были из черной крокодиловой кожи, с наборным каблуком и очень острым носом, а начищены до такого блеска, что напомнили мне девчачьи ковбойские боты, в которых вечно ходила Люси Лобо, чокнутая стилистка с маминой работы.
– Видишь ли, в чем дело, – сказал мистер Сильвер. – У меня расписок твоего отца на пятьдесят кусков. И от этого у меня большие проблемы.
– Он собирает деньги, – неловко промямлил я. – Может, ну, не знаю, вы ему еще немножко времени дадите…
Мистер Сильвер поглядел на меня. Поправил очки.
– Послушай, – благоразумно сказал он. – Папаша твой хочет последнюю рубашку поставить на то, как дебилы вертят сраный мячик – уж прости меня за грубость. Но мне такого парня жалеть сложно. Слова он не держит, три недели по займу просрочил, на звонки мои не отвечает, – он загибал пальцы, – договаривается встретиться со мной нынче после обеда и не приезжает. Знаешь, сколько я сегодня прождал этого дармоеда? Полтора часа! Можно подумать, мне больше заняться нечем, – он склонил голову набок. – Это из-за ребят вроде твоего папы мы с Юрко никак от дел не отойдем. Ты что, думаешь, мне нравится к вам домой ездить? Таскаться в такую даль?
Я думал, что вопрос риторический – ясно же, что ни один нормальный человек не захочет тащиться в нашу глухомань, но прошло как-то невероятно много времени, а он все смотрел на меня, как будто и вправду ждал ответа, поэтому в конце концов я неловко заморгал и ответил:
– Нет.
– Правильно, Теодор. Нет. Мне это очень не нравится. У нас с Юрко, уж поверь, есть дела и поинтереснее, чем полдня ловить такого дармоеда, как твой папаша. Поэтому, пожалуйста, окажи мне услугу и передай отцу, что мы с ним можем решить все по-джентльменски, если сядем с ним и обо всем договоримся.
– Договоритесь?
– Чтобы он вернул то, что задолжал. – Он улыбался, но сероватая кромка авиаторов делала его глаза какими-то жутковато зачехленными. – И я очень прошу тебя, Теодор, сделать это ради меня. Потому что, когда я вернусь сюда в следующий раз, то, поверь, буду совсем не таким любезным.
17
Когда я вернулся в гостиную, Борис тихонько смотрел мультики с выключенным звуком и поглаживал Поппера, который, несмотря на все свои предыдущие переживания, теперь крепко спал у него на коленях.
– Нел-лепость, – бросил он.
Он так это произнес, что я и не сразу понял, что он говорит.
– Ага, – ответил я. – Говорил я тебе, он с чудиной.
Борис помотал головой и откинулся на спинку дивана.
– Да не про этого Леонарда Коэна в парике.
– Думаешь, это у него парик?
Он скорчил гримасу – да пофиг.
– Я и про него тоже, но вообще я говорил про того здоровенного украинца с металлической – как это у вас называется?
– С бейсбольной битой.
– Это так, показуха, – презрительно сказал он. – Этот урод тебя просто напугать хотел.
– Откуда ты знаешь, что он украинец?
Он пожал плечами:
– Оттуда. В США таких татух ни у кого нет, украинский гражданин, без вопросов. И он понял, что я оттуда, едва я рот открыл.
Прошло какое-то время, прежде чем я осознал, что сижу, уставившись в одну точку. Борис переложил Попчика на диван, так нежно, что пес даже не проснулся.
– Не хочешь свалить отсюда ненадолго?
– Господи, – я вдруг затряс головой – на меня только что, отсроченной реакцией, обрушился весь смысл этого визита, – блин, вот бы отец был дома. Знаешь, что? Как же я хочу, чтобы этот мужик его отпиздил. Правда хочу. Он это заслужил.
Борис пнул меня по лодыжке. Ноги у него были черные от грязи, а ногти – спасибо Котку – еще и были накрашены черным лаком.