– Знаешь, что я вчера ел? – общительно сказал он. – Два батончика “Нестле” и пепси. – Все шоколадные батончики Борис называл батончиками “Нестле”, а всю газировку – пепси. – А знаешь, что я сегодня ел? – Он скруглил большой и указательный пальцы. – Ноль.
– И я. От этой штуки есть не хочется.
– Да, но мне надо что-то поесть. Желудок… – он скривился.
– Хочешь блинчиков?
– Да, что угодно, неважно. Деньги есть?
– Сейчас поищу.
– Давай. У меня есть, наверное, долларов пять.
Пока Борис рыскал в поисках ботинок и рубашки, я поплескал в лицо водой, проверил зрачки, оглядел синяк на челюсти, заново застегнул криво застегнутую рубашку, а потом выгулял Попчика и немножко покидал ему теннисный мячик, потому что его давно уже не водили гулять на поводке и я знал, что он хочет размяться. Когда мы с ним вернулись, Борис, уже одевшись, сидел внизу; мы быстро обшарили гостиную, хохоча, отпуская шуточки, выцеживая десятицентовики и четвертаки, раздумывая, куда бы податься и как туда попасть побыстрее, как вдруг увидели, что Ксандра вошла в дом и встала на пороге с очень странным выражением лица.
Мы сразу замолкли и продолжили сортировать мелочь в полном молчании. Обычно Ксандра в это время домой не приходила, но смены у нее вечно менялись, и мы уже так несколько раз с ней сталкивались. Но тут она неуверенным голосом позвала меня по имени.
Мы перестали считать мелочь. Обычно Ксандра звала меня “малый” или “эй, ты”, да по-всякому, но Тео – никогда. Я заметил, что она так и была в рабочей униформе.
– Твой отец попал в аварию, – сказала она так, будто рассказывала это Борису, а не мне.
– Где? – спросил я.
– Часа два назад. Мне на работу из больницы позвонили.
Мы с Борисом переглянулись.
– Ого, – сказал я. – Что случилось? Машину угробил?
– У него алкоголь в крови был 3,9 промилле.
Эта цифра – в отличие от информации о том, что он пил – мне ничего не говорила.
– Ничего себе, – сказал я, засовывая мелочь в карман. – И когда его выпишут?
Она тупо посмотрела на меня:
– Выпишут?
– Ну, из больницы.
Она быстро-быстро замотала головой, поискала взглядом стул, нашла, села.
– Ты не понял. – Лицо у нее было чужое, пустое. – Он погиб. Умер.
18
Следующие часов шесть-семь прошли как в тумане. Пришли какие-то друзья Ксандры, ее лучшая подружка Кортни, коллега Джанет, еще Стюарт с Лизой, семейная пара, которая была получше и понормальнее всех, кого Ксандра обычно приводила домой. Борис щедро выставил остатки Коткиной травы, и его жест оценили все присутствующие, потом, слава богу, кто-то (Кортни, что ли) заказал пиццу – не знаю даже, как она только уговорила “Доминос” доставить ее в нашу дыру, потому что мы с Борисом больше года их упрашивали – ныли, умоляли, используя все уловки и ухищрения, которые только могли выдумать.
Пока Джанет приобнимала Ксандру за плечи, а Лиза гладила ее по голове, Стюарт варил на кухне кофе, а Кортни скручивала косяки на журнальном столике – выходило у нее, кстати, не хуже, чем у Котку, – мы с Борисом тупо маячили где-то на заднем плане. С трудом верилось, что отец умер, когда сигареты его по-прежнему лежали на кухонной стойке, а старые белые кеды так и валялись возле задней двери. Судя по всему – все события были перемешаны, и мне приходилось в уме выстраивать их в нужном порядке – отец где-то часов около двух разбил “лексус” на шоссе, вырулив на встречную полосу и с размаху врезавшись в тягач с прицепом, который и убил его на месте (к счастью, не пострадали ни водитель тягача, ни пассажиры машины, которая въехала грузовику в зад, водитель машины только ногу сломал). То, что в крови у него нашли алкоголь, и было, и не было новостью – я давно подозревал, что отец снова начал пить, хоть и ни разу его за этим не заставал, но Ксандру больше всего удивляло даже не то, какой он был пьяный (за рулем он сидел практически без сознания), а само место аварии – он выехал из Вегаса и ехал на запад, в сторону пустыни.
– Он бы мне сказал, он бы сказал мне, – печально повторяла она в ответ на какие-то расспросы Кортни, только с чего это она вдруг взяла, мрачно думал я, сидя на полу и закрыв глаза руками, что говорить правду – в духе моего отца?
Борис положил руку мне на плечо:
– Она не знает, да?
Я понял, что он про мистера Сильвера.
– Может, надо?..
– Куда он ехал? – допрашивала Ксандра Кортни и Джанет чуть ли не с яростью, будто подозревала, что они что-то от нее скрывают. – Что он там забыл?
Странно было видеть, что Ксандра так и сидела в своей рабочей форме, потому что обычно она стаскивала ее практически на пороге.
– Они с этим мужиком не встретились, как договаривались, – прошептал Борис.
– Знаю.
Возможно, он и намеревался поехать к мистеру Сильверу и все с ним обговорить. Но – уж мы-то с мамой знали, как часто, как неизбежно часто это с ним бывало – он, скорее всего, заехал по дороге в какой-нибудь бар, накатить рюмку-другую, чтобы, как он говорил, успокоить нервишки. И в этот миг – кто знает, о чем он там думал? Ничего такого, чем в сложившихся обстоятельствах можно было бы подбодрить Ксандру, уж он не в первый раз сбегал от обязательств.
Я не плакал. Хоть меня то и дело обдавало холодными волнами паники и неверия, все казалось каким-то совсем нереальным, и я все выглядывал его, снова и снова поражаясь отсутствию его голоса среди прочих, его непринужденного, резонного голоса, каким только аспирин рекламировать (“Каждый второй врач…"), голоса, который было слышно в любом разговоре. Ксандру бросало из крайности в крайность – она то деловито вытирала глаза, раздавала тарелки под пиццу, наливала всем откуда-то появившегося красного, то снова принималась рыдать. Один Попчик был счастлив, у нас так редко в доме бывало столько гостей, что он лез к каждому, и его совершенно не обескураживало то, что все его только отпихивают.
В какой-то осоловелый час, уже глубокой ночью – Ксандра в двадцатый уже раз рыдала на руках у Кортни, господи, господи, он умер, поверить не могу – Борис оттащил меня в сторонку и сказал:
– Поттер, мне пора.
– Нет, не уходи, пожалуйста.
– Котку с ума сойдет. Я уже давно должен был к ней зайти! Она меня не видела типа сорок восемь часов.
– Слушай, скажи ей, если хочет, пусть сюда приходит, скажи ей, что случилось. Но будет совсем тухло, если ты сейчас уйдешь.
Ксандра уже порядком увлеклась горем и гостями, так что Борис смог пробраться к ней в комнату и позвонить оттуда – мы с Борисом там ни разу не были, спальню она постоянно запирала. Минут через десять он слетел вниз по лестнице.
– Котку говорит, чтоб я оставался, – сообщил он, нырнув на пол рядом со мной, – велела передать, что ей очень жаль.