4
В понедельник утром чувствовал я себя еще неважно, но все равно – выкарабкался из садняще-дремотного тумана, послушно прошлепал на кухню и позвонил в офис мистера Брайсгердла. Но когда я попросил его к телефону, секретарша (попросив подождать и как-то уж слишком быстро вернувшись) сообщила мне, что мистера Брайсгердла нет на месте и, нет, у нее нет номера, по которому с ним можно было бы связаться, и, нет, к сожалению, она никак не может мне подсказать, где он может быть. Может ли она чем-то еще помочь?
– Ну… – я оставил ей номер Хоби, и пока ругал себя, что так туго соображаю и не попросил ее сразу записать меня на прием, телефон зазвонил.
– Двести двенадцать, значит? – спросил густой, дельный голос. – Я уехал, – глупо сказал я, из-за простуды слабоумно мыча в нос. – Я в городе.
– Да, я уж понял, – говорил он приветливо, но с прохладцей. – Чем могу помочь?
Когда я сказал ему про отца, он шумно вздохнул.
– Так-так, – осторожно произнес он, – мне весьма жаль это слышать. Когда это случилось?
– На прошлой неделе.
Он слушал меня, не перебивая, и за те пять минут, что я вводил его в курс дела, он отклонил как минимум два звонка.
– Святые угодники, – сказал он, когда я договорил. – Вот так история, Теодор.
Святые угодники: если не обстоятельства, я б, наверное, улыбнулся. Да, вот такого человека мама точно могла знать и любить. – Тебе там, наверное, тяжко пришлось, – говорил он. – Конечно, я соболезную твоей утрате. Это все очень печально. Хотя скажу честно – теперь-то мне куда сподручнее тебе это говорить, – когда твой отец появился, мы совсем не знали, что делать. Твоя мама, конечно, кое о чем мне рассказывала – даже Саманта выразила беспокойство, – но, ты сам понимаешь, ситуация была сложная. Но такого, я думаю, никто не ожидал. Громил с бейсбольными битами.
– Ну… – Громилы с бейсбольными битами, вообще-то я не хотел, чтобы он именно эту деталь запомнил. – Он там просто стоял, держал ее. Он ведь меня не ударил, ничего такого.
– Что ж, – он рассмеялся, смех был легкий, напряжение ослабло, – шестьдесят пять тысяч долларов – это уж слишком точная сумма. Вынужден признать, что, когда мы с тобой тогда говорили, я как юрист несколько превысил свои полномочия, но надеюсь, что, учитывая обстоятельства, ты меня простишь. Я просто почуял, что дело нечисто.
– Простите? – переспросил я после ужасной паузы.
– Когда говорил с тобой по телефону. Про деньги. Ты можешь их снять, по крайней мере с пятьсот двадцать девятого. Заплатишь огромный налоговый штраф, правда, но снять – можно.
Можно? Я мог снять деньги? В голове у меня замелькало другое будущее: мистер Сильвер получает свои деньги, отец в банном халате читает с “блэкберри” спортивные новости, а я сам сижу на уроке у Спирсецкой, а в соседнем ряду развалился Борис.
– Хотя должен тебе сказать, что денег у тебя на счету немного меньше, – говорил Брайсгердл, – но с каждым годом их становится все больше! Мы, конечно, можем сейчас для тебя снять какую-то часть, учитывая сложившиеся обстоятельства, но твоя мама, даже с ее-то финансовыми проблемами, была твердо настроена туда не залезать. Меньше всего ей хотелось, чтобы эти деньги попали в руки твоему отцу. И, кстати, между нами, хочу сказать, ты молодец, что сам решил вернуться в город. Извини-ка… – невнятные голоса, – у меня в одиннадцать встреча, надо бежать. Так ты, значит, у Саманты, верно?
Я смешался:
– Нет, – ответил, – у друзей в Вилл ид же.
– Что ж, превосходно. Как тебе удобнее. Ну а мне в любом случае пора бежать. Давай-ка мы с тобой этот разговор продолжим у меня в офисе? Я тебя сейчас соединю с Пэтси, и она запишет тебя на прием.
– Да, здорово, – сказал я, – спасибо. – Но когда повесил трубку, меня подташнивало – словно кто-то просунул руку прямо мне в грудь и выкрутил у меня наружу из сердца какие-то мерзостные влажные комья.
– Все нормально? – спросил Хоби, который ходил по кухне и вдруг замер, увидев мое лицо.
– Да, порядок.
Я еле дотащился до своей спальни, едва закрыл за собой дверь и забрался обратно в кровать, как разрыдался – ну или не совсем разрыдался, задергался в сухих, безобразных взвизгах, уткнувшись лицом в подушку, а Попчик хватал меня лапкой за рубашку и встревоженно обнюхивал мой затылок.
5
Я вроде пошел на поправку, но от этих новостей отчего-то разболелся снова. К концу дня, когда температура подскочила до прежней мутной дрожи, отец не шел у меня из головы: надо позвонить ему, думал я, раз за разом подкидываясь с кровати, едва я начинал отключаться; оказывалось, что смерть его была не взаправдашней, всего лишь – репетиция, и он вот-вот мог умереть по-настоящему (навсегда), но этому еще можно было помешать, надо было его только найти, только бы дозвониться ему на сотовый, только б Ксандре удалось перехватить его с работы, надо его отыскать, надо сказать ему.
Потом, позже – когда стемнело и завершился день – я впал в беспокойный полусон, в котором отец распекал меня за то, что я что-то напутал с бронированием каких-то билетов на самолет, как вдруг в коридоре зажегся свет и крохотная подсвеченная сзади тень – Пиппа, спотыкаясь, влетела в комнату, как будто ее кто-то туда втолкнул, и, засомневавшись, оглядываясь, спросила:
– Разбудить его?
– Постой, – сказал я сразу и ей, и отцу, который стремительно растворялся в темноте, в какой-то разбушевавшейся толпе на стадионе за высокими сводчатыми воротами.
Когда я нацепил очки, то увидел, что она в пальто, как будто собралась куда-то уходить.
– Извини, – сказал я, закрыв глаза руками, растерявшись от яркого света лампы.
– Нет, это ты извини. Я просто… ну, в общем, – она откинула с лица прядку волос, – я уезжаю и хотела попрощаться.
– Попрощаться?
– Ой. – Она свела вместе бледные брови, глянула на стоявшего в дверях Хоби (он уже исчез) и снова перевела взгляд на меня. – Ну да. Короче, – в голосе у нее как будто прорезалась легкая паника. – Я уезжаю обратно. Сегодня вечером. В общем, рада была повидаться. Надеюсь, у тебя все будет хорошо.
– Сегодня?
– Да, сегодня улетаю. Она ведь меня определила в школу-пансион, – прибавила она, потому что я так и продолжал на нее таращиться, – я приехала на День благодарения. И к доктору на прием. Помнишь?
– А, точно, – я глядел на нее во все глаза, надеясь, что я так и не проснулся. Школа-пансион – что-то знакомое, но я думал, это мне приснилось.
– Да, – ей, похоже, тоже было не по себе, – жалко, что ты раньше не приехал, было так весело. Хоби готовил, у нас тут толпы гостей были. Но мне повезло, что я вообще смогла приехать – надо было получать разрешение у доктора Каменцинда. У нас в школе на День благодарения каникул не бывает.
– А что же они делают?