Позвонили в дверь. Я осторожно положила голову Троя на ковер и пошла открывать. Пока они толпились возле Троя, сняла телефонную трубку.
— Мама, — пробормотала я. И, не дожидаясь, когда она спросит, как я поживаю, или расскажет мне какую-нибудь из своих новостей, сказала: — Слушай…
Все смешалось, исказилось в странном освещении, непонятном языке. Квартира больше не воспринималась как моя собственная. Будто бы я на улице, где произошел несчастный случай. Приходили и уходили люди, которые не имели ко мне ни малейшего отношения. Были и три человека в зеленых комбинезонах, которые сначала очень спешили, действовали быстро и выкрикивали указания, затем вдруг затихли и успокоились, потому что, в конце концов, некуда и не к кому было уже спешить, потому что все мы слишком опоздали. Я увидела полицейского и женщину-полицейского. Должно быть, они прибыли быстро. Посмотрела на свои часы, но не смогла определить время, будто цифры были далеко-далеко и расположились в неправильном порядке. Кто-то дал мне кружку с чем-то горячим, я отпила, обжигая губы. Это было хорошо. Я хотела, чтобы мне было больно. Хотела, чтобы меня заставили почувствовать хоть что-нибудь, вывели меня из оцепенения.
Помню, как говорила с матерью по телефону. В первую очередь я сделала это. Сначала хотела сообщить ей обо всем постепенно. Чувствовала, что так будет правильно. Мне хотелось сказать что-то вроде: «Трой серьезно заболел. Очень серьезно болен».
Я могла сообщить ей страшную новость в такой форме, что ей было бы легче перенести это, но все дело в том, что я не смогла. Он был уже холодный и мертвый, глаза открыты. Поэтому я не могла сказать ей ничего, кроме того, что Трой умер и, может быть, что она должна прийти, хотя в этом нет необходимости, потому что я могу справиться со всеми делами сама. Я услышала, что у нее перехватило дыхание, а потом она сделала какие-то неловкие попытки задать вопросы:
— Умер? Ты уверена?
Потом что-то похожее на стон. Она начала говорить, что Трою стало лучше, так она считала. Думаю, я резко прервала ее, поскольку никак не могла сосредоточиться на том, что она говорила.
У меня на плече оказалась чья-то рука, женское лицо приблизилось к моему лицу. Это была женщина-полицейский, моложе меня, бледная, на скулах багровые пятнышки, выступившие как сыпь. Со мной все в порядке? Я кивнула. Она хотела знать подробности. Имя Троя. Возраст. Мое имя. Я начинала злиться. Как же можно задавать глупые вопросы в такое время? Потом перестала злиться. Поняла, что это те вопросы, которые необходимо задать. Неожиданно увидела все происходящее с ее точки зрения. Она делала это для того, чтобы зарабатывать на жизнь. Ее вызывали по поводу таких событий, раз за разом. Так же и люди в зеленой униформе. Они занимались такими делами, после чего шли домой и смотрели телевизор. Возможно, женщина-полицейский прошла специальную подготовку для работы с такими людьми, как я. Когда она смотрела на меня, то видела просто одного человека из целой серии людей, таких как я, с которыми ей нужно работать и которые не привыкли к этому. Может быть, вчера или накануне был уже кто-то, немного похожий на меня, возможно, завтра или послезавтра будет еще один, немного похожий на меня. Глядя на меня, она может задавать себе вопрос: много ли хлопот будет со мной? Некоторые люди могут оказаться очень сложными, некоторые будут рыдать, другие оцепенеют и будут не в состоянии говорить, третьи становятся маньяками, и, наконец, кто-то ожесточится. Какой же буду я?
Нужно столько всего организовать, думала я. Заполнить бланки, заклеить конверты, сообщить людям. И в этот момент что-то случилось со мной, словно теплая, влажная волна прошла по каждой клеточке тела. Я вынуждена была широко открыть рот и, задыхаясь, сделать вдох, потому что мне неожиданно стало трудно дышать воздухом в своей квартире. Голова сделалась такой легкой, что я принялась раскачиваться, передо мной появилось лицо женщины.
— С тобой все в порядке, Миранда? — спросила она. Взяла кружку у меня из рук. Часть содержимого уже выплеснулась мне на брюки. Оно обожгло меня, и мне стало жарко, но теперь вдруг сразу холодно.
— С тобой все в порядке? Ты не упадешь в обморок?
Я ответила:
— Все нормально.
Это было все, что я могла ответить. Ведь не могла я сказать, что чувствовала на самом деле, как поняла неожиданно, что это конец истории Троя, и осознание этого пронеслось во мне горячей влажной волной. Голова жужжала от воспоминаний о Трое. Как он, еще мальчуган, стоит возле песочного замка, построенного на берегу среди набегающих волн. Как он ударился о забор игровой площадки перед начальной школой и потерял передние зубы. Как он искусывал губку, сгорбившись над своим рисунком. Как у него начинались приступы смеха, и он катался по полу, словно одержимый. Но чаще становился мрачным, как туча, и никто не мог даже подступиться к нему. А когда его переполняли различные идеи, но он не мог достаточно быстро высказать их, то его глаза начинали ярко светиться ими. Его очень изящные длинные белые пальчики, огромные глаза, слишком большие для его лица. Все эти разговоры вокруг него, когда его не было рядом, проблема Троя. Она была одной из главных тем, которые мне запомнились, пока я подрастала, выражение боли на лице мамы, когда она смотрела на него. Что делать с Троем? Они испытали уже почти все средства. Его показывали психотерапевту и его лечащему врачу. Пытались ни о чем не расспрашивать его, оставить в покое, поощряли его, предупреждали его, кричали на него, плакали, вели себя так, словно все было под контролем. Тысячи воспоминаний, фрагментов различных историй, но теперь у всего этого один и тот же конец. Все дороги от всех этих воспоминаний вели в мою квартиру, к веревке, к потолочной балке, к тому, что было Троем и больше уже не было Троем, к тому, что лежало на полу, с толпящимися вокруг людьми, которых он не знал и которые не знали его.
Снова появилась женщина-полицейский. Она принесла целые горсти одноразовых носовых платков, я поняла, что рыдаю и продолжаю рыдать. Люди в моей квартире смущенно смотрели на меня. Я уткнулась в носовой платок, вытирая слезы и сморкаясь. Никак не могла остановиться и продолжала плакать. Мы потерпели неудачу, мы все потерпели неудачу. Словно всю жизнь мы занимались только тем, что наблюдали, как тонет Трой. Мы делали и то и это, мы говорили, мы беспокоились, мы строили планы, мы пытались помочь, но в самом конце он просто выскользнул от нас под воду, и все оказалось впустую. Постепенно мои рыдания перешли в сопение, и я почувствовала себя выжатой.
Женщина-полицейский сказала мне, что ее зовут Вики Ридер. Рядом с ней стоял мужчина в костюме, инспектор Роб Прайер. Он задал мне ряд вопросов о том, как я обнаружила Троя. Меня поразили спокойствие моего голоса и точность, с которой я отвечала. Не было ничего такого, что нельзя было признать очевидным, инспектор согласно кивал головой, пока я говорила. После этого он и человек в униформе посмотрели на потолочную балку. Я не заметила ее. Детектив вернулся ко мне. Он с уважением разговаривал со мной тихим голосом, будто был владельцем похоронного бюро. Я поняла, что теперь являюсь частью особого племени людей, потерявших близких, которые вырваны из обычной жизни и к которым следует относиться с уважением, даже с почтением. Он сказал, что они заберут сейчас тело Троя с собой. Это может быть мне неприятно, и, пожалуй, лучше, чтобы на несколько минут я перешла в другую комнату? Я отрицательно покачала головой. Мне хотелось увидеть все. Заставила себя посмотреть на Троя. На нем были брюки цвета хаки и темно-синяя шерстяная рубашка. Старые знакомые ботинки, над ними носки в яркую синюю и красную полоску. Задумалась о том, как он надевал их сегодня утром. Знал ли он, что больше никогда не снимет их? Принял ли он решение сегодня утром, или это было внезапное, импульсивное решение? Если бы я позвонила ему днем, чтобы просто поболтать, было бы все по-другому? Нужно перестать думать об этом. Это мой брат, он умер в моей собственной квартире, и меня здесь не было. Спрашивала себя, что же я делала в тот момент, когда опрокинулся стул, а он повис в воздухе в эти последние секунды?.. Нет. Мне нужно заставить себя не думать так, как я думаю.