- Приходило, - согласилась я. - Только оно мне не понравилось.
- Почему?
- Оно сильно напоминает бегство с тонущего корабля. Наталья не справилась бы с ситуацией, и за здоровье и жизнь Николая Григорьевича я бы не смогла поручиться.
- А что тебе-то с его жизни и здоровья? Или ты все-таки на него нацелилась?
Голос у Никотина был веселым, но прохладным. Даже холодным. Холоднее, чем этот отнюдь не теплый апрельский вечер. А на пасхальную ночь синоптики вообще заморозки до минус трех обещали…
- Я врач, дядя Назар, - просто ответила я. - Не могу я бросить больного, которого мне доверили. Это во-первых.
- А во-вторых?
- Во-вторых, никакое это не самопожертвование.
Это, если хотите знать, чистой воды эгоизм. Я не ради Сальниковых шантажиста искала, а исключительно ради себя. И больного я бросить не могу не потому, что мне его жалко, а потому, что я себя потом уважать не буду.
Больной- то не пропадет, ему другую сиделку наймут. А вот что я с собой делать буду, со своей совестью? А? Мне обязательно нужно себя уважать, иначе я пропаду совсем.
- Да уж и пропадешь, - недоверчиво крякнул Никотин. - Тебя другие уважать станут, этого вполне достаточно, самой не так уж и обязательно.
- Вот и нет, - возразила я запальчиво. - И другие тоже не будут. Понимаете, дядя Назар, мир, в котором мы живем, - это огромное информационное поле. Все, что мы не только делаем, но и чувствуем, в этом поле остается и существует долгие годы, даже века. И мы эту информацию считываем и действуем в соответствии с ней. Вот человек любит себя и распространяет вокруг себя информацию: я чудесный, я замечательный, я достоин любви. Мы считываем, верим и действуем соответственно.
Человек сам себя не уважает - мы принимаем информацию и тоже не уважаем его. Вы же сыщик, хоть и в прошлом, вы же наверняка слышали про экстрасенсов, которые помогают раскрывать преступления, а может, и сами пользовались их помощью.
- Случалось, - усмехнулся Никотин. - Только начальство об этом распространяться не велело, чтобы на смех не подняли.
- Вот видите. Экстрасенс - это человек, у которого способность считывать такую информацию обострена до предела, а у нас у всех эта способность тоже есть, только мало развита. Но вполне достаточно, чтобы не любить тех, кто сам себя не любит, и не уважать тех, кто себя не уважает. Так вот насчет самопожертвования я хотела сказать: когда человек всего себя вкладывает в интересы других, в чужую жизнь, забывая о себе и своих интересах и потребностях, он будто бы дает во внешний мир информацию, что-то вроде послания, дескать, мне ничего не нужно, мне не нужны забота, внимание, любовь, мне не нужно, чтобы со мной считались, у меня нет собственных потребностей. В одной книжке я прочитала замечательную метафору: мир - это огромный ксерокс, он просто копирует все то, что ты думаешь и чувствуешь.
И если ты думаешь, что тебе ничего не нужно, то ты ничего и не получишь. Если ты скажешь: "Я хочу", то жизнь оставит тебя в этом состоянии надолго, если не навсегда.
Ты так и будешь хотеть, но желаемого не получишь.
- А как же? - удивился Никотин. - Что ж, по этой твоей завиральной теории, и хотеть ничего нельзя? Ты же вот хочешь, чтобы у тебя был свой дом и все остальное прочее.
- Так я не просто хочу, я делаю все, что нужно, чтобы У меня это было. Понимаете разницу? Я отдаю свои деньги так, словно у меня их куры не клюют и от меня не убудет, и мир эту информацию считывает. Если я считаю, что у меня достаточно денег, то их и будет достаточно.
А если я буду жадничать и думать, что у меня их и без того мало, так у меня их всегда будет недостаточно. В общем, хотите - верьте, хотите - нет, но жизнью эта моя теория много раз проверена. Только следовать ей очень трудно, поэтому я и плакала ночами. Вообще делать правильно обычно бывает трудно. Легко только мастерам, а я не мастер.
- Мастерам? Это кто ж такие?
- Это те, у кого степень духовной зрелости высокая.
А я этим пока похвастаться не могу. Я самая обыкновенная. И я ничем ни для кого не жертвую, потому как занятие это пустое. Я делаю то, что нужно для достижения моей цели, и мир эту информацию считает и обязательно мне поможет. Вообще-то, я понимаю, все это кажется вам чистой воды бреднями, но я не настаиваю на том, чтобы верили в мои теории, тем более они и не мои вовсе, я про них в некоторых книгах читала, и они мне понравились, показались правдоподобными. Вы просто примите во внимание, что я сама в них верю и действую исходя из них. А вовсе не из корыстных соображений женить на себе Николая Григорьевича и не из страстной тайной и неразделенной любви к мужу Натальи.
- Я не говорил, что она у тебя неразделенная, - ехидно заметил Никотин. - Страстная и тайная - вполне может быть, но одновременно она может быть и разделенной.
Ну Никотин! Ну точно - яд. Я даже возмутилась такой наглостью.
- Вы что же, полагаете, будто я могу тайком спать с хозяином? Жить в доме, где меня приютили, есть их пищу и гадить хозяйке? Хорошего же вы обо мне мнения, дядя Назар!
- Э-э-э, деточка, потише на поворотах, - осадил меня Назар Захарович. - Перво-наперво, не надо овцой прикидываться, тебя не приютили, а наняли домработницей с проживанием и столом, это все учтено в твоей зарплате, так что никто тебе никаких одолжений не делал.
Или ты мне наврала, и все было не так?
- Нет, было так. Но все равно…
- А во-вторых, - перебил меня он, - сегодня у нас четверг, познакомились мы с тобой в понедельник вечером, то есть сейчас вот только ровно трое суток миновало. Ты вдумайся, Ника, трое суток всего, а если посчитать часы, которые мы с тобой провели вместе, так вообще смешная цифра окажется. И ты уже обижаешься, что я о тебе какого-то не такого мнения. А какое у меня мнение-то может быть, если мы с тобой, считай, и незнакомы совсем? Что я о тебе знаю? Только то, что ты сама мне рассказала. А ну как ты врала?
Он был прав, совершенно прав, этот морщинистый плешивый Никотин с глазами уверенного в себе победителя, и мне вдруг стало так весело, как не было уже давно.
Господи, мы знакомы трое суток, а на самом деле - и того меньше, и я уже сегодня ухитрилась настырно, пусть и с оговорками, пусть и осаживая себя, но думать о том, чтобы выйти за него замуж! Я что, с ума сошла? Где моя голова? Где здравый смысл?
Он - потрясающий. Он действительно уникален.
И наверное, он не преувеличивал, когда говорил, что был хорошим опером. Потому что за три встречи и несколько часов общения он сумел создать в моих глазах такой образ, который невозможно ни разрушить, ни затмить.