Габриэль отодвинул стул от бюро, в то время как Джерард, видимо, уставший от нелегкого испытания, зевнул.

— Ну, теперь мне пора домой.

Взяв свернутую рулоном бумагу и их общие записи о встрече и положив все это в карман своего сюртука, Габриэль кивнул.

— Иди вперед, а я немного задержусь. Нас не должны видеть вместе.

— Дашь мне знать, как идут дела.

Джерард не спеша вышел, и Габриэль запер за ним дверь. Он оглядел комнату, потом подошел к лампе, все еще горевшей возле камина, подкрутил фитиль, то же самое проделал и с другой лампой. Комната погрузилась в полумрак. Удовлетворенный, он направился в спальню, дабы увенчать сегодняшнее представление достойным эпилогом.

Глава 8

Графиня ждала его, но уже не за дверью, а сидя на краю кровати. Когда он приблизился, она поднялась, словно темная тень.

— Вы и в самом деле думаете, что существуют заявки На разработки золотых приисков в тех местах, которые были названы?

— Я был бы крайне удивлен, если бы там оказалась хоть крупица золота. Возможно, там и есть населенные пункты, возможно, даже города или по крайней мере городишки, но не золотые прииски. Впрочем, мы все это проверим.

Он разглядывал ее фигуру среди теней — более плотную тень, и только; она же была полностью поглощена сведениями, именами, названиями и цифрами, упомянутыми Кроули.

— Он дал нам более чем достаточно фактов. Я все их записала. Нам надо доказать, что заявки — фальшивые. Вы знаете название хотя бы одного места, упомянутого им?

— Нет, но в Лондоне кто-нибудь найдется, кто знает или может знать.

— По их словам, эти люди близки к тому, чтобы вступить во вторую фазу своей деятельности, и это означает, что скоро они предъявят свои финансовые бумаги к оплате.

— А мне кажется, они будут ждать, надеясь, что в их сети попадутся новые простачки, доверчивые джентльмены из разных графств, приехавшие в Лондон, чтобы провести здесь сезон.

Последовало молчание. Габриэль явственно ощущал снедавшее ее беспокойство.

— Это существенная победа, что нам удалось получить от него столько сведений и такие важные детали.

— О! В самом деле… — Она подняла на него глаза: — Мистер Деббингтон был великолепен.

Только теперь Алатея поняла, что осталась с Габриэлем одна в совершенно темной, неосвещенной спальне, с огромной кроватью всего в нескольких футах от них.

— И вы тоже оказались весьма… изобретательны.

Его рука обняла ее талию.

— Вам еще не известна мера моей изобретательности, но сейчас я намерен продемонстрировать ее вам.

Он притянул графиню к себе. После слабого сопротивления она позволила ему это, и теперь они стояли совсем близко, их бедра соприкасались, будто она уже принадлежала ему.

— Вам повезло; — прошептала Алатея, задыхаясь. Его губы тронула легкая усмешка:

— Я совершил операцию с блеском.

Он нащупал конец ее вуали, медленно приподнял… Она взволнованно вздохнула. Ее рука поднялась, чтобы снова закрыть лицо, потом помедлила нерешительно… и опустилась. В комнате было так темно, что он никак не мог различить ее черты.

Габриэль наклонил голову, и их губы встретились. Она будто ждала, томилась, готовясь заплатить любую цену, и теперь отдавала ему себя без раздумий.

Но в этой ее капитуляции была сила и отвага. Как и прежде, эта сила захватила его, пленила и держала в своей чарующей власти. Он желал узнать о ней больше. Его пальцы нащупали завязки ее плаща, и минутой позже плащ, соскользнув с плеч, упал к ее ногам.

Одна его рука проскользнула под вуаль и встретила на своем пути корону густых волос, свернутых на затылке тяжелым узлом, — мягкие как шелк, они ласкали его пальцы. Шпильки посыпались на пол, волосы упали на его ладони, на ее плечи, шею… Он взял одну прядь, лаская и разглаживая ее, играя волосами, очарованный их шелковистостью.

Внезапно Габриэль ощутил, как часто и тяжело она дышит. Сжав густые волосы в кулаке, он оттянул ее голову назад, обнажив стройную шею, и скользнул по ней губами. Его пальцы блуждали в массе ее распущенных волос, потом легли на ее груди и прикрыли их.

Крепкие и упругие, под его руками они приподнялись, и от плоти ее пахнуло жаром, будто она только и ждала его прикосновения.

Выпрямившись во весь рост, Габриэль снова нашел ее губы и поцеловал. Она ответила на его поцелуй жадно и страстно. Когда его руки оказались на ее уже готовых к ласкам сосках, она глубоко вздохнула.

Габриэль прижал ее к стене. Ему хотелось тряхнуть головой, чтобы избавиться от наваждения, от охватившего его вожделения, с которым он не мог справиться. В последнее время он редко решался соблазнить женщину, не имея представления о том, каковы его намерения в отношении ее. Но теперь чувствовал, что не может не воспользоваться случаем прикоснуться к ней, узнать ее.

Габриэль распустил шнуровку ее корсажа в одно мгновение — пальцы его действовали будто сами по себе. Не давая ей опомниться, он наклонился к ней, стараясь продлить поцелуй. Она затягивала его, как пучина, как омут, играла его чувствами, и вскоре он уже и сам не мог бы сказать, что испытывает. В голове его царил полный хаос, За одно краткое мгновение он полностью лишился воли, перестал думать, отдаваясь потоку жизни, существовал, охваченный никогда еще не испытанным восторгом, и это продолжалось до тех пор, пока он не ощутил горячие упругие груди у своей груди.

Это напомнило ему о том, что главного он еще не достиг.

Если она не позволяла ему видеть ее, он должен был научиться осязать, должен был почувствовать ее обнаженное тело рядом со своим телом, горячую кожу и плоть рядом со своей кожей и плотью.

Он должен был узнать ее.

Выпустив руки графини, он потянулся к ее плечам и мгновенно спустил платье вниз, к бедрам. Стараясь побороть ее колебание, нерешительность, дрожь неуверенности, он снова принялся целовать чуть припухшие губы, и поцелуи его становились все более обжигающими. Платье складками лежало на талии и бедрах, а его руки жадно ласкали грудь, теперь прикрытую только тонким слоем шелка нижней сорочки.

В конце концов Габриэль все же сумел заставить графиню преодолеть нерешительность. Ее руки потянулись к его лицу, и она сама принялась целовать его. Он чувствовал жар ее кожи сквозь тонкий шелк. Его манили эти пленительные округлости, увенчанные сосками, ставшими теперь твердыми, как камешки. Покрывая губы графини ненасытными и бесконечными поцелуями, он с лихорадочной поспешностью расстегивал пуговички ее нижней сорочки.

Никогда в жизни Габриэль не испытывал столь сильного желания, от которого все тело его болело; но больше всего он жаждал полного откровения, полного обладания, хотел насладиться каждым его моментом. Ее груди приводили его в восторг. Упругие, крепкие и полные, они щедро отдавались ласкам его рук. Оторвавшись от ее губ, он принялся покрывать поцелуями шею, ключицы, спускаясь все ниже и ниже к груди.