Только блаженство.
А потом мягкий, медленно усиливающийся свет окружил, окутал ее — любовью, но совсем не похожей на ту, что она знала когда-либо до этого. Это была любовь, которую Эрин жаждала получить от матери, от отца, от малютки-сестры, которой так и не представился шанс вырасти.
Где-то в далекой глубине сознания она понимала, что умирает, — и была более чем благодарна за это. Она дышала с такой легкостью, словно делала первые в жизни вдохи.
А потом она увидела их.
Ее мать стояла в туннеле, залитом светом. Маленькая девочка стояла рядом с ней. Эмма. Ее детское одеяльце свешивалось с ее руки, на нем не было уголка, который отрезала Эрин. Ее отец стоял позади них, одетый в свою старую красную фланелевую рубашку и джинсы, у него был такой вид, словно он только что вышел из конюшни. Отец поднял руку и помахал ей, призывая присоединиться к ним. Впервые за многие годы при виде его Эрин не чувствовала злобы, только любовь.
Она вытянула руку, приветствуя их всех. Отец улыбнулся ей, она улыбнулась в ответ. Она простила его — и себя тоже.
Он был связан своей верой, а она — своей логикой.
А в этот момент они думали совсем о другом.
А потом этот приятный свет померк. И сменился холодной темнотой.
Эрин подняла веки. Рун лежал в отдалении от нее. Скатившись на землю, он лежал, прислонившись к стене, и его трясло. Тыльной стороной ладони он отер рот, отер кровь с губ.
Ее кровь.
Ее веки снова сомкнулись — она чувствовала боль от того, что ее отвергли.
— Эрин?
Рун холодными пальцами провел по ее щеке.
Ее всю трясло от холода и одиночества, от боли, причиненной ей тем, чего она лишилась.
— Эрин.
Рун, подняв ее, положил к себе на колени и нагнулся над ней. Его руки пригладили ее волосы, пробежали по ее спине.
Она, с усилием подняв веки, посмотрела в его глаза для того, чтобы сказать то, что казалось сейчас невероятным:
— Иди.
Он прижал ее к себе так крепко, что ей стало больно.
— Иди, — настоятельно повторила она.
— С тобой все будет в порядке?
Он слышал ее сердцебиение — и знал, что в порядке она не будет.
— Не трать мою кровь понапрасну, Рун. То, что было, не должно пройти бесследно.
— Прости, — сказал он. — Я не смог…
— Я тебя прощаю, — со вздохом ответила она. — А теперь иди.
Корца сорвал с себя свой нагрудный крест и положил его ей на грудь. Она почувствовала его вес на своем сердце. Он согревал ее.
— Пусть Бог защитит тебя, — прошептал Рун. — Так, как я мог бы защитить тебя.
Он нагнулся над ней, лежавшей на грязном каменном полу, накрыл ее своей сутаной и бросился от нее прочь.
28 октября, 17 часов 44 минуты
по центральноевропейскому времени
Некрополь под базиликой Святого Петра, Италия
Рун бросился вперед, как охотник за зверем.
Кровь Эрин, горячая и сильная, пульсировала в его венах. Ее жизнь пела в нем. Он никогда не чувствовал столько неукротимой силы в своих руках и ногах. Он мог бегать вечно. Он мог победить любого врага.
Его башмаки едва касались каменного пола, ему казалось, что он легко мог бы обойтись без этих касаний и не бежать по каменной тверди, а лететь по воздуху. Быстрее, все время быстрее и быстрее. Воздушный поток ласкал его лицо, струи ветра приглаживали его волосы.
Даже сейчас, одержимый этим порывом, он тосковал по Эрин. Она отдала все за это Евангелие. И за него. Свою ученость, свое сострадание — вот они, становясь тусклее, лежат перед ним. Ведь на полу наверняка умирала его темнота, а не ее свет.
Он не растратит впустую то, чем она пожертвовала.
Горечь и грусть наступят позже.
Его ноздри ощутили мускусный запах беспощадного волка, бежавшего где-то впереди него. В этом запахе он различил то, как животное на каждом шагу тяжело припадает на больную лапу, различил запах каждой капли крови, даже маленькой, падающей на землю, когда зверю становилось легче.
Нет, волку никогда не уйти от него.
Он найдет его. Он вернет Книгу. Он сделает все во славу принесенной Эрин жертвы.
Она никогда не будет забыта, ни в один из всех бессчетных дней, которые его ожидают.
17 часов 55 минут
Джордан бежал по туннелю в поисках Эрин. Леопольд трусил рядом с ним. Они пробились через первую волну стригоев, расчищая дорогу к этому туннелю. Джордан надеялся, что Эрин и Рун уже настигли Баторию и завладели Книгой.
После всего этого ужаса и кровопролития ему просто хотелось домой, а стоило ему подумать о доме, как перед ним сразу же возникало лицо Эрин.
— Там! — выкрикнул Леопольд, показывая рукой вперед, туда, где его зоркие глаза обнаружили тело, прижавшееся к стенке туннеля.
Только бы не Эрин. Только бы не Эрин.
Джордан бросился вперед, обгоняя низкорослого сангвиниста. Он освещал путь фонарем, не сводя при этом его луч с неподвижно лежащего тела.
Ой, нет…
С бьющимся сердцем, удары которого отдавались у него в ушах, он бросился к ней и, встав на колени, сразу осмотрел ее горло и нащупал пульс. Кожа ее была холодной, пальцы, касавшиеся шеи, ощутили едва заметное сердцебиение.
— Она жива, — сказал он Леопольду.
— Вернее, чуть жива.
Молодой монах опустился на колени и рывком распахнул сшитый из волчьей шкуры плащ Эрин. Ее белая рубашка до самой талии была в крови. Леопольд достал из кармана баночку с каким-то бальзамом. Когда он открыл ее, Джордан по запаху понял, что это такое же притирание, которым Надия смазывала и его раны.
Но будет ли этого достаточно сейчас?
Леопольд затянул молитву на латыни, нанося свое снадобье на раны Эрин. Джордан, едва дыша и дрожа всем телом, наблюдал за ним.
В течение нескольких секунд кровотечение ослабло, а потом и совсем остановилось. Однако Эрин все еще лежала без сознания с белым лицом.
Леопольд осмотрел ее руки и ноги, возможно ища другие укусы.
— Только шея, — объявил он после осмотра.
Джордан сорвал с себя плащ, накрыл им тело Эрин, чтобы согреть ее, и принялся растирать ее холодные руки.
— Эрин?
Ее веки задрожали, как будто она спала, — а затем медленно приоткрылись.
— Джордан?
— Я здесь, с тобой. — Он коснулся ее холодной щеки. — Все будет в порядке, только не бойся.