— Вот что я хотел вам показать.
Небольшая икона лежала на столе, и, повинуясь знаку Олега Петровича, Вероника подошла и посмотрела.
— Преподобный Серафим Саровский, — тут же сказала она. — Но я не знаю этого списка.
— Я знаю, что Саровский, — ответил Олег Петрович. — А больше ничего не знаю. Может, вы посмотрите получше?..
Моментально позабыв о том, что должна одергивать свитер, который выставлял ее в невыгодном свете, о ненакрашенных губах, о волосах, которые ей все хотелось причесать, о Лувре, Вероника подошла и взяла икону в руки.
От нее как будто шли тепло и свет.
Вероника взяла ее в руки и взглянула на доску. Потом перевернула и посмотрела с другой стороны.
— Откуда у вас эта икона?
— Из шкатулки.
— Выходит, шкатулка у вас?!
— Василий Дмитриевич показал мне икону, и почему-то мне очень не хотелось ее оставлять у него. Я попросил, чтобы он мне ее отдал на какое-то время. Ну, чтоб я мог показать специалистам. Мы договорились, что я верну икону через несколько дней. И потом его убили.
— Убили, — повторила Вероника.
Старец смотрел на нее с иконы внимательно и серьезно. Вероника тоже посмотрела на него внимательно и серьезно.
— До наших дней прижизненные изображения не дошли, — сказала Вероника. — По крайней мере, так считается! Он не часто соглашался на то, чтобы его рисовали. Есть даже знаменитая фраза: «Кто я, убогий, чтобы писать с меня вид мой? Изображают лики Божий и святых, а мы — люди, а люди-то грешные!» Все позднейшие портреты написаны по памяти. Купцу Миленину из Курска преподобный сам подарил свой портрет и еще фрейлине Поликарповой, она была его духовной дочерью, но где эти изображения — никто не знает.
Вероника еще посмотрела, даже отошла в сторону с иконой в руках. Олег наблюдал за ней.
— Работа явно не новая, — наконец сказала Вероника. — Я не знаю. Нужна экспертиза, а так… трудно сказать.
— Но это может быть прижизненным портретом?
— Да говорю же вам, что их не сохранилось! — Вероника рассердилась. — По крайней мере, о них ничего не известно, и никто никогда их не находил! Понимаете?! Никто и никогда! Как икона могла попасть в шкатулку?! Кто мог туда ее положить?
— Если шкатулка принадлежала семейству Демидовых, значит, это кто-то из них.
— Или кто-то, у кого коллекция оказалась после революции. Или музейный сотрудник, который знал и о шкатулке, и об иконе! После революции иконы не жаловали, как вам известно, и вполне возможно, что ее спрятали, чтобы сохранить.
Она любовно перевернула икону и посмотрела на батюшку Серафима.
— Хорошо известно, что даже от гравюр с изображением преподобного случались чудеса и исцеления. Если это прижизненный список, вы стали обладателем сокровища, Олег Петрович.
— Я не стал, — возразил Олег. — Я просто взял ее, чтобы показать специалистам. Обладателем сокровища хотел стать тот, кто убил Василия Дмитриевича. Тот, кто заказал ему коллекцию. Собственно, вся кража коллекции затевалась только ради этой иконы.
Вероника осторожно положила преподобного на стол с львиными лапами.
— Нельзя воровать иконы, — тихо сказала она. — Это никогда не заканчивается добром.
— Василий Дмитриевич ничего ни у кого не воровал. Его… — Олег вспомнил и усмехнулся, — бес попутал.
— Вот именно. — Вероника отвернулась от изображения старца и посмотрела в окно, за которым летел снег. — Нужно все проверить. Какие иконографические изводы были самыми ранними и самыми распространенными. Но с этим тоже сложно, потому что всякие серьезные атрибуции, как правило, отсутствовали.
— Атрибуции? — переспросил Олег Петрович.
— Ну да.
— А вы тоже учились в Историко-архивном?
— Да, — удивилась Вероника, — а что?
— На документоведении?
— На архивном деле, а что такое? По иконописи я потом диссертацию защищала и стажировалась в Суриковском училище. Вас это удивляет?..
Олег Петрович ничего не ответил.
А в самом деле, что он мог ответить?.. Что в последнее время его все больше тянуло общаться с дизайнерами и выпускницами факультета международной журналистики? Что от скуки сводило зубы? Что даже в декаданс поиграть не получалось — все от скуки? Или, может, скука — это не отсутствие веселья, а отсутствие какого бы то ни было смысла?!
— Например, на портрете Серебрякова были отмечены епитрахиль и поручи, и на том портрете ему около пятидесяти лет, но никто не знает, когда он был выполнен — во время странничества и затворничества или уже после тысяча восемьсот пятнадцатого года. И здесь, видите, и епитрахиль, и поручи… Нет, Олег Петрович, все это нужно всерьез изучать.
— Я знаю. Но мне просто хотелось бы понять, не подделка ли это.
— В каком смысле — подделка? Нельзя подделать икону! Икона — она и есть икона! Но если это на самом деле прижизненный список, значит, цены ей нет.
— В каком смысле? В аукционном?
Тут Вероника рассердилась окончательно.
— Ей нет цены как святыне Русской православной церкви, — отчеканила она. — При чем здесь аукционы?! Все равно ее никогда не удалось бы продать без шума!
— Это точно?
— Совершенно! Точно так же, как то, что меня зовут Вероника Башилова и сейчас зима!
Олег неожиданно засмеялся.
В распахнутую дверь осторожно постучали, и они оба испуганно оглянулись, словно их застали врасплох за чем-то не слишком приличным.
— Олег Петрович, — позвал смущенный Гена, — там ваша мама приехала.
— Кто приехал?!
— Ирина Петровна. А нам бы с вами… по дельцу отъехать. Вы не забыли?
— Я не забыл, — пробормотал Олег Петрович. — Извините меня. Вероника, мне нужно…
— Да, да, конечно.
Он ушел, а она осталась и снова взяла в руки портрет.
— Как ты сюда попал? — тихо спросила она у старца. — И Федька тебя украл! Что ты хотел нам сказать?..
Ничего не было слышно — такой огромной была квартира, что в эту ее часть не доносилось никаких звуков, а потом на пороге возник очень смущенный Олег Петрович Никонов и с ним прекрасная дама, очень похожая на Любовь Орлову в пору кинокартины «Весна».
— Мама, это Вероника Башилова, — представил Олег Петрович. — Специалист по русской иконописи, работает в Музее изобразительных искусств.