Теперь он всхлипывал, положив голову ей на плечо.
Пятнадцать минут растянулись для нее в целую вечность.
Элинор удалось добраться до своей спальни лишь поздно ночью. Нервы ее были натянуты до предела, как у хорошо настроенной скрипки, и продолжали вибрировать. Приняв ванну, она удалила Виллу и нырнула в ночную сорочку.
Но успокоиться не удавалось. Устав лежать без сна в постели, она перебралась к камину. Попробовала написать подруге и изорвала три варианта.
Наконец она вспомнила про кресла на балконе. Вильерса не должно быть там, ему ни к чему любоваться звездами, и в ее компании он тоже не нуждается. Он едва замечал ее весь день; разве что холодно поздравил с новой помолвкой. Она принесла ему свои поздравления по поводу Лизетт, которая носилась как угорелая по дому, рассказывая всем о своей помолвке с дражайшим Леопольдом.
Вероятно, сейчас ее дражайший в соседней спальне. Вряд ли Лизетт заперла его в башне.
Элинор толкнула дверь и шагнула в бархатную темноту ночи. Кресла стояли на половине Вильерса, она направилась туда и вскоре наткнулась на одно из них. Нащупав спинку и подлокотник, она определилась с сиденьем и рухнула вниз.
И приземлилась на чьи-то мускулистые колени.
— Уф-ф! — раздался низкий мужской голос. — Вы решили, что легкая как перышко, но это не так...
— А я еще и попрыгаю на вас хорошенько за эти слова, — рассердилась она.
— Только не останавливайтесь, — ответил он, заставив ее покраснеть и вскочить с места.
— Оставайтесь спокойно любоваться звездами, ваша светлость, — сказала она. — Не буду вам мешать.
— Вы... вы... — начал было он.
Она молча выжидала, хотя знала, что ей следует удалиться.
— Вы превратили меня в похотливое животное, — пожаловался он.
Она улыбнулась с оттенком удовлетворения, радуясь, что он не может различить ее улыбки в темноте.
— Я не первая из всех, кому вы поддались.
— Это странно, но мне кажется, вы первая из моих соблазнительниц.
— Сказал отец шестерых внебрачных детей, — подытожила она.
— О, я столько раз чувствовал вожделение, но еще никогда не терял от этого рассудка, — ответил он.
— Все мужчины любят это, — спокойно произнесла она.
— Все это несравнимо с тем, что я чувствую к вам, — порывисто произнес он, бросаясь к ней. — Я хочу, есть вас, пить вас, лизать, сосать, хочу иметь всю-всю!
На какой-то момент она была загипнотизирована звуком его голоса, но быстро стряхнула с себя это наваждение:
— Вы не можете позволить себе все это, вы помолвлены с Лизетт.
— А вы...
— А я с Гидеоном, который примчался сюда за мной.
— До чего же это романтично, — произнес Вильерс.
Она вдруг расслышала какой-то слабый звук, шедший от дверей ее спальни.
— Кто-то стучится к вам, — сказал Вильерс. — Подозреваю, что это ваша служанка.
Ее глаза увлажнились, и она смотрела на него сквозь эту пелену, сердце ее разрывалось от безнадежности и отчаяния.
— Леопольд... — позвала она.
— Вам нужно идти, — строго произнес он. — Я здесь не единственный страдалец, раздираемый похотью, порожденной вашей красотой, дорогая Элинор.
— Я вовсе не красавица, — произнесла она.
Он что-то буркнул, но она не расслышала, отвлекшись на повторный стук в дверь.
— Что вы сказали? — спросила она.
Он посмотрел на ее губы.
— Вы самая прекрасная из женщин, которых я когда-либо встречал, Элинор!
— Гидеон, это опять вы? — произнесла Элинор, открыв дверь.
Он больше не выглядел юным красавцем. В его глазах сквозила усталость, а в углах рта пролегли морщинки. И все же где-то глубоко в его чертах читалось что-то от того златокудрого мальчика, которого она когда-то любила.
— Я должен был извиниться за свое малодушное поведение днем,— сказал он.
— Вам не за что извиняться, — сказала она, протянув ему руку.
День выдался таким насыщенным, что ее уже мутило, и она мечтала лишь об отдыхе.
Но Гидеон прошел дальше, и оба они сели у камина. Они казались супружеской парой, прожившей десятилетия.
— Я не должен находиться здесь, — сказал он.
«Сколько раз можно повторять эту фразу?» — подумала Элинор.
— В моей спальне или вообще в Кенте? — произнесла она с улыбкой, стараясь разрядить мрачную атмосферу, которую он, сам того не желая, создавал вокруг себя. А заодно и намекая на слишком поздний визит.
— В Кенте, — отвечал он с улыбкой. — Я отправлюсь отсюда на заре. Мои люди думают, что я остановился здесь просто по пути к старой тетушке Ады, которую я обязан навестить.
«Все равно все узнают, — подумала Элинор. — Незачем было так пылко обнимать меня и целовать на глазах у слуг».
— Сплетни неизбежны, — произнес он, словно прочел ее мысли.
Ей не нравились эти следы усталости в уголках его рта, они отталкивали ее. Пропасть между ними становилась все шире.
— Вы правы, — сказала она.
— Мне это не важно, — сказал он.
— Вот как? — удивилась Элинор.
— Я слишком долго боялся осуждения, — сказал он. — Вот и ты не можешь оправдать мой поступок, мою женитьбу на Аде.
— Пожалуй, что так, — нехотя согласилась Элинор.
— Ты полагала, что я должен нарушить волю отца.
Элинор встрепенулась. Что ж, ей и в самом деле интересна эта тема. Она не прочь узнать, что двигало им тогда, четыре года назад.
— Мы забыли тогда всякий стыд и приличия, — сказала она после затянувшейся паузы. — Ты перестал уважать меня...
— Я действовал как наглец, лишив тебя девственности, — сказал он, пристально глядя на нее, — глаза у него были синие, как Эгейское море. — А потом я поступил как подонок, отвернувшись от тебя. А теперь ты вправе презирать меня, моя Элинор, даже ненавидеть.
Она покашляла в замешательстве.
— Пожалуй, ты прав.
— Мне потребовался год, чтобы понять, что такая любовь, которая была у нас с тобой, бывает только раз в жизни, — признался Гидеон.
— Ты никогда не любил так страстно, как я, — сказала Элинор. — Ты и сейчас говоришь только о себе. Тебе наплевать на то, что чувствовала я, встречая тебя с Адой. Ты даже не смотрел в мою сторону.
— Я был глупцом и потому вел себя так. Я не понимал, что чувствует покинутая женщина, какую боль я тебе причинил.