— А я надеюсь, что до этого дня еще очень далеко, — раздался за спиной Чета голос магистра клана Быстрой Ртути. — Ни в опыте, ни в мудрости я не могу тягаться с уважаемым смотрителем дома Негашеной Извести. Этот человек забыл больше, чем я когда-либо знал.
Чавен тряхнул головой, словно сбрасывая с себя остатки сна.
— Простите меня, я… — пробормотал он, моргая. — Вот та фигура, закутанная в длинное покрывало, — он указал на резной потолок, — кто это? Это ведь…
— Повелитель… в общем, это Керниос, бог Земли, — пояснил Чет. — Тебе, наверное, известно, что он является покровителем нашего города.
— А на плече у него сидит сова, — заметил лекарь, по-прежнему не сводивший глаз с резного изображения.
— Да. Сова — его священная птица.
— Керниос… — прошептал Чавен. — Разумеется, это он.
Более он не проронил ни слова. Чету оставалось только гадать, почему его друг никак не проявляет радости, естественной для человека, которому почтенная гильдия каменотесов обеспечила безопасное существование — хотя бы на ближайшие десять дней.
Война у стен крепости повелителя Луны бушевала в течение долгих лет. Бессчетное множество богов из клана потомков Онейны и из клана потомков Суразем погибли в сражении.
Урех, Король-Волк, пал, сраженный градом стрел, Азинор, потомок Онейны, победил в битве Стривоса, повелителя Ветров. Но прежде чем Азинор умертвил неприятеля, его самого пронзил мечом Иммон, оруженосец великого Керниоса. Братья Кулин и Гилиолин выпустили сотни стрел, сразивших Бирина, повелителя Вечернего Тумана. Но перед смертью отважный Бирин убил обоих братьев-близнецов.
«Начало начал» на Книги Тригона
— Вы… вы говорите так… словно сами там были, — растерянно пробормотала Бриони.
Она вовсе не хотела обижать свою хозяйку (особенно перед тем, как старая карга приступит к дележу скудной пищи), но уязвленная гордость оказалась сильнее голода и усталости. Принцесса терпеть не могла, когда ее дразнили, и никак не могла позволить подобную дерзость какой-то выжившей из ума старухе.
— Но вы никак не могли видеть войну богов собственными глазами, — заявила она.
— И все же я видела эту заварушку, — равнодушно пожала плечами старая карга. — Смотри, я положила в горшок несколько корешков бархатца. Если их хорошенько проварить, из них выйдет вся отрава, и они станут такими вкусными, что пальчики оближешь. Да, живу я так давно, что многое успела позабыть, но эту войну не так просто выкинуть из памяти. Сколько тогда пролили крови, вспомнить страшно! До сих пор не могу понять, с чего им взбрело в голову устроить такую бойню?
— О ком вы говорите? Погодите, что вы сказали про отраву?
Бриони пыталась сохранять спокойствие и не делать резких движений. До нее только что дошло, что отшельница, живущая в дебрях Уайтвуда, скорее всего, выжила из ума от старости и одиночества. Принцесса, конечно, очень ослабела от голода и лихорадки, но все же надеялась, что сумеет дать отпор этому жалкому существу, у которого, судя по виду, сил было не больше, чем у бродячей кошки. Но если она забудется сном, как она сможет защититься от обезумевшей ведьмы, с содроганием спрашивала себя девушка. Она уже не надеялась пережить эту ненастную ночь в глухом лесу.
— О ком я говорю? — переспросила старуха. — О ком же еще, как не об этих свирепых созданиях, охочих до кровавых жертв.
Эта загадочная фраза лишь усугубила замешательство Бриони.
— Прежде в этой части леса их было полным-полно. Они вырубали деревья, охотились на оленей и изрядно мне досаждали. Хотя, должна признать, некоторые из них были хороши собой.
Старуха улыбнулась, и углубившиеся морщины сделали ее лицо похожим на уродливый древесный нарост.
— Порой я позволяла кому-то из них оставаться со мной на ночь, и мне было наплевать, что руки у них по локоть в крови. Тогда, в далекие дни юности, я была не слишком разборчива.
Бриони оставила все попытки увидеть хоть какой-то смысл в бормотании сумасшедшей старухи. Она подвинулась поближе к костру, дрожа всем телом, но никак не могла согреться. Старуха между тем добавила еще несколько корешков в глиняный горшок, стоявший на камнях над костром, и принялась заворачивать в листья дикие яблоки. Покончив с этим занятием, она подвинулась к Бриони и протянула к ней руку. Принцесса испуганно подалась назад.
— Не дури, дочка, — проворчала старуха. — Я вижу, ты нездорова. Дай-ка я потрогаю твой лоб. — С этими словами старуха приложила ко лбу принцессы руку, шершавую, как куриная лапа. — У тебя лихорадка. Чувствую, ты очень заболела. — Старуха покачала головой. — Посмотрим, чем тебе можно помочь. Сиди тихо.
Неожиданно старуха сжала ладонями виски Бриони. Испуганная принцесса потянулась к голенищу, где был спрятан нож. Но старая ведьма не причинила ей никакого вреда — она принялась поглаживать виски Бриони, совершая руками плавные круговые движения.
— Уходи прочь, хвороба, — произнесла старуха и тихонько запела слабым надтреснутым голосом.
Бриони не могла разобрать ни единого слова, но она чувствовала, как к голове приливает жар, что-то гудит и дрожит. Ей вдруг показалось, что на плечах у нее оказался раскаленный солнцем пчелиный улей. Ощущение было столь неприятным, что она хотела стряхнуть руки старухи, однако тело отказывалось ей повиноваться. Даже сердце как будто зажило собственной жизнью, не имеющей отношения к Бриони. Вместо того чтобы бешено колотиться от испуга, оно билось спокойно, ровно и уверенно, словно у девушки, оказавшейся в полной власти сумасшедшей старухи, не было повода тревожиться.
Жар от головы постепенно спустился вниз, в спинной хребет, и разлился по всему телу принцессы. Ей казалось, что она размякла, словно кости ее растаяли. Когда старуха наконец выпустила ее, Бриони не могла пошевелить ни рукой, ни ногой.
— Теперь ты сама выздоровеешь, — заявила старуха. — Ох, ну и устала же я! Давно мне не приходилось так напрягаться. — Она звонко хлопнула в ладоши. — Ну что, тебе полегчало? Думаю, ты не прочь поесть.
Бриони еще не оправилась от потрясения и медлила с ответом.
— Бриони Эддон, дочь Мериэль, внучка Крисанты, разве тебя не учили хорошим манерам? — недовольно осведомилась старая карга. — Когда старшие задают вопрос, ты не должна молчать.
Бриони уставилась на нее, не веря ушам. Пальцы у нее онемели, волосы на шее встали дыбом. Трясущейся рукой она потянулась к голенищу и вытащила нож.
— Кто вы такая? — прерывающимся от страха голосом пролепетала она. — Откуда вы знаете мое имя? И что вы только что сделали со мной?
— Всякий раз одно и то же, — сокрушенно качая головой, вздохнула старуха. — Честно говоря, мне это порядком надоело. Что я с тобой сделала, спрашиваешь ты? Всего лишь избавила тебя от болезни, маленький неблагодарный зверек. Откуда я знаю твое имя? Оттуда же, откуда я знаю все остальное. Да будет тебе известно, я — Лисийя Мелана по прозванию Серебряная Просека, одна из девятерых дочерей Биргийи, и я покровительница этого леса. А мои сестры — покровительницы других лесов Эона. Отец мой носил имя Волиос Крепкая Хватка. Он, как тебе наверняка доводилось слышать, бог. Так что я, к твоему сведению, богиня. Но ты можешь звать меня просто — Лисийя.