— Вы… вы…
— Что ты мямлишь? Хорошо, если быть точной, я полубогиня. Когда отец мой был молод, он наплодил кучу детей с моей матерью, которая, кстати, была не кем-нибудь, а духом лесов. Да, история у них вышла весьма романтичная, только отец обладал ветреным нравом и не любил возиться с детьми. Вскоре, как это бывает, любовь остыла, и он нас оставил. Так что в детстве я, в отличие от тебя, не сидела у папочки на коленях и не дергала его за усы. Боги, знаешь ли, редко бывают хорошими родителями. Честно говоря, по части похоти они не уступают котам. И в большинстве своем так же равнодушны к своим отродьям.
Старуха засмеялась, словно это была удачная шутка.
— Да и богини немногим лучше, — с ухмылкой добавила она.
Бриони опустила нож на колени, однако не стала прятать его в голенище. Даже если старуха выжила из ума, она искусная целительница, это невозможно отрицать. Сейчас принцесса чувствовала себя намного лучше. Желудок по-прежнему сводило от голода, но боль в груди и лихорадка исчезли.
— Я… я не знаю… — пробормотала Бриони.
— Не знаешь, что сказать. Понятное дело, дочка. Ты уверена, что я свихнулась, но боишься заявить это мне в глаза. Тебе приходится быть осторожной, ведь ты устала, проголодалась и тебе не от кого ждать помощи. Осторожность это великое благо, дитя мое. Тот, кто не боится рассердить богов, навлечет немало бед на свою голову. В былые дни, если смертный наносил одному из нас обиду, пусть даже пустячную, он дорого платил за свою дерзость. Как правило, мы превращали его в куст или камень. — Старуха тяжело вздохнула и взглянула на свои морщинистые ладони. — На такое впечатляющее превращение у меня уже не хватит сил, но не сомневайся, в моей власти вернуть тебе болезнь. И наградить жесточайшей желудочной коликой в придачу.
— Вы говорите, вы богиня?
В это Бриони никак не могла поверить. Старуха очень походила на лесную ведьму, но богини, по мнению девушки, выглядели совершенно по-другому.
— Я же сказала, что могу считаться богиней лишь наполовину, — сердито пробурчала старуха. — И будь любезна, не заставляй меня повторять это лишний раз. Сейчас, когда настоящих богинь не осталось, я вполне сойду за одну из них. Не ожидала, что ты окажешься такой тупицей. — Лисийя нахмурилась. — Я читаю твои мысли и вижу, что в голове у тебя полный сумбур. Видно, придется прибегнуть к крайнему средству. Не очень-то мне хочется его использовать, особенно сейчас, когда я потратила уйму сил на твое исцеление. Завтра у меня будет болеть голова, но что делать…
Старуха с усилием поднялась и раскинула костистые руки. В такой позе она походила на изможденную ворону, пытающуюся взлететь.
— Будет лучше, дочка, если ты прикроешь глаза, — предупредила она.
Прежде чем Бриони успела последовать ее совету, костер запылал разноцветными огнями, языки пламени взметнулись в темное небо, которое устремилось им навстречу, как прогнувшаяся крыша палатки. Старуха начала расти на глазах, лохмотья ее стали прозрачными, как дым, а глаза разгорелись ослепительно ярким огнем.
Бриони, охваченная ужасом, сжалась в комок. Она вспомнила, что вот так же преобразилась девица по имени Селия — темнота поглотила ее, превратив в чудовище с когтистыми лапами и острыми иглами на спине. Бриони с содроганием решила, что ей уготована та же участь. Готовая к самому худшему, она подняла глаза и увидела лицо такой дивной красоты, что ее страхи моментально развеялись.
Богиня, стоявшая перед ней, была высокого роста, на голову выше самого высокого мужчины. Широкое переливчатое одеяние оставляло неприкрытыми лишь ее лицо и руки, испускавшие золотистое свечение. Голову венчала корона из серебряных листьев, которые тихонько шевелились, послушные неощутимым дуновениям ветра. Лишь черные глаза напоминали о жалком создании, с которым Бриони беседовала несколько минут назад. Правда, сейчас эти глаза сияли ослепительным, воистину божественным светом. Бриони подумала: о, как страшны бывают эти глаза, когда они пылают гневом! Не хотелось бы ей увидеть такое.
Красота божественного лица была столь совершенна, что оно казалось застывшей маской. Однако Бриони увидела, как губы богини изогнулись в мягкой и одновременно самодовольной улыбке.
— Ты достаточно налюбовалась мною, дочка?
— Достаточно, — простонала Бриони.
Смотреть на богиню было больно, как на яркое солнце.
— Прошу вас, хватит.
Дивное видение сжалось, как охваченный огнем кусок пергамента, и через несколько мгновений перед Бриони вновь предстала старая карга — морщинистая и скрюченная. Лисийя несколько раз моргнула и утерла глаза узловатым кулаком.
— Ах, как это досадно — на время вернуть себе прежнюю красоту, — пожаловалась она, — и вновь утратить ее.
— Вы… вы и в самом деле богиня.
— Я твержу тебе об этом битый час. Клянусь священной весной, вы, смертные, ныне до мозга костей пропитаны ядом неверия. Поклоняетесь старым статуям, бормочете слова молитв, утративших всякий смысл, и при этом считаете богов выдумкой, детскими сказками. Я так устала, что просто с ног валюсь. Тебе придется самой приглядеть за похлебкой.
С этими словами старуха в полном изнеможении опустилась на землю.
— С каждым годом мне все труднее обретать мою прежнюю наружность, — посетовала она. — Превращение с каждым разом отнимает все больше сил. Недалек час, когда мне придется довольствоваться только этим неприглядным обличьем. Тогда я спою свою последнюю песню и до конца света погружусь в сон.
— Спасибо за то, что помогли мне избавиться от болезни, — пробормотала Бриони.
Кашель, досаждавший принцессе уже много дней, не потревожил ее ни разу с тех пор, как руки старой женщины коснулись ее головы. Бриони и забыла, какое это удовольствие — дышать свободно и не чувствовать, как в груди перекатываются мелкие камни.
— И все равно, я ничего не понимаю, — призналась принцесса. — Ровным счетом ничего.
— Я и сама понимаю не больше твоего, — усмехнулась старуха. — В голове у меня звучит музыка, и она открыла мне, что я должна встретить тебя в лесу, накормить и, возможно, помочь тебе советом. Правда, по части советов я не много могу тебе предложить. Этот мир давно уже не принадлежит мне, и я не знаю, какие законы в нем действуют.
Бриони не сводила с нее глаз, стараясь разглядеть невыразимо прекрасный облик богини, сокрытый под уродливой оболочкой.
— Вы сказали, вас зовут… Лисийя? — уточнила она.
— Да, именно этим именем меня звали всю мою жизнь. Но истинное имя, данное мне при рождении, известно лишь моей матери. Оно записано в великую книгу, детка, и не проси меня назвать его.
— Записано в великую книгу? Вы имеете в виду Книгу Тригона?
Богиня расхохоталась так громко, что Бриони невольно вздрогнула.
— Ну ты и сказала! — выдохнула Лисийя сквозь приступы хохота. — Шутить надо мной вздумала, что ли? Это же надо — назвать великой книгой собрание пустейших баек, насквозь пропитанных ложью! Я-то думала, что даже самые невежественные представители рода людского знают истинную цену этой ерунде. Нет, дочка, я говорила совсем о другой книге — о Книге Огня, Сияющего в Пустоте. Именно оттуда исходит музыка, которой внимают боги.