— Так, может быть, она, Забейда, нарочно мужа не предупредила, — предположила Ирина, — чтобы проверить, что он здесь без неё делает?

— Ой, милая! — Анна Семёновна махнула рукой. — Ты её не знаешь! Проста она больно! Не умеет ничего по-хитрому сделать! И потом, если бы уж она позавчера прилетела, так уж Давно бы здесь была, Машке бы волосы выдирала, а тут — тишь да гладь, полный покой, как на кладбище!

Катя смотрела перед собой остановившимся взглядом и даже не прикоснулась к плюшкам. Ирина посчитала это дурным признаком. Она поднялась из-за стола, поблагодарила хозяйку и пошла к выходу, волоча за собой безвольно переступающую подругу. Оказавшись на лестнице, она встряхнула её и проговорила:

— Катька, да что с тобой? Возьми себя в руки!

— Ты слышала? — трагическим голосом отозвалась Катерина. — Он изменил мне со старухой! Этой Забейде шестьдесят лет!

— Дронова, ты точно рехнулась! — прервала её Ирина, — сама подумай, какую чушь ты несёшь! У твоего Валика никак не может быть романа с этой престарелой горилловедкой! У них наверняка какие-то общие дела! Тем более что она вообще не прилетела, ты ведь слышала! Поставь себя на её место — неужели она не появилась бы дома, вернувшись после двухлетнего отсутствия?

— Поставить себя на её место? — выкрикнула Катя. — Я и так на её месте! Мне тоже изменяет муж! Я ему верила, ждала его, как последняя дура, а он нашёл себе в Африке какую-то старую гориллу! Ну да, они, наверное, сблизились с этой Забейдой на почве общих интересов!

— Да не болтай ерунды! Ты ещё ничего не узнала, а уже делаешь такие выводы! Ты должна думать о том, как ему помочь…

— Я о нем даже слушать не хочу! Изменник! Развратник! Сексуальный маньяк! Связался со старухой!

— Катька, ты совершенно не умеешь слушать! Я, например, уверена, что Забейда Нурмуралиева не прилетала из Африки, а так и сидит там со своими гориллами!

— Да? — Катя повернулась к подруге. — А как же билеты?

— А вот это и нужно выяснить! Может быть, билеты не были использованы, и их отдали твоему мужу, чтобы он здесь вернул их авиакомпании… Самое простое — это прямо спросить Валентина Петровича… если ты не можешь это сделать сама, попросим адвоката…

— Ни в коем случае! — взвизгнула Катерина. — Я не хочу унижаться перед посторонним человеком!

— Ой трудно с тобой, — вздохнула Ирина, — и профессор твой такой же упёртый. Говорил же адвокат, что он молчит как красный партизан. И ведь не может же не знать, что себе только хуже делает. Правду говорят — муж и жена — одна сатана! Вот что: едем прямо сейчас в аэропорт, попробуем персонал расспросить, может кто запомнил эту бабу, что с твоим мужем прилетела. Только не говори, что унижаться не станешь.

— А я и не говорю, что посторонние люди подумают — меня нисколько не волнует!

* * *

В аэропорту, как обычно, было очень людно. Приземлились одновременно три самолёта — из Ганновера, Амстердама и Парижа, и первые пассажиры, навьюченные сумками и чемоданами, с трудом протискивались сквозь плотный строй встречающих. В первом ряду миниатюрная девушка размахивала плакатиком с надписью «Герр Мюллер».

Репродуктор под потолком зала ожил, откашлялся и визгливым женским голосом объявил:

— Пассажира Абдула Мустафу Сайда Абдель Камаля просят подойти к стойке дежурного!

— Непонятно, — проговорила Ирина, — один это пассажир или целая делегация?

Катерина не поддержала разговор. Она нервничала.

Ирина оглядела зал и увидела девушку в защитной форме с погонами старшего лейтенанта и эмблемой пограничных войск. Девушка пробиралась сквозь толпу, направляясь к двери с суровой надписью «только для персонала». Бросившись ей наперерез, Ирина перехватила пограничницу перед самой дверью и вполголоса проговорила:

— Можно вас на секундочку?

— В чем дело? — девушка окинула Ирину подозрительным взглядом, но остановилась.

— Понимаете… — начала Ирина, одновременно вытаскивая из кармана пятисотрублевую купюру.

— Это что такое? — воскликнула пограничница, наливаясь краской. — Вы хотите предложить мне взятку?

— Это вовсе не то, что вы могли подумать! — заторопилась Ирина. — Никакой контрабанды.

никакого криминала! Чисто житейское дело! Я хочу только спросить у вас одну вещь… вы как женщина должны меня понять…

В это время к ним подошла Катерина. Её расстроенное лицо и опухшие от частых слез глаза говорили сами за себя. Указав на неё, Ирина продолжила:

— Муж моей подруги прилетел два дня назад из Марселя, и у Кати есть сильнейшее подозрение, что он был не один!

— Гуляет? — лаконично осведомилась девица, сочувственно взглянув на Катерину. — Все мужики сволочи!

— Вот мы и хотели спросить — может быть, кто-то из ваших знакомых дежурил в тот день и видел, с кем был её муж…

— Два дня назад? — переспросила пограничница, — это была наша смена! Фамилия? — она снова взглянула на Катю.

— Дронова! — ответила та машинально.

— Катька, ты что? — Ирина покачала головой. — Ей не твоя фамилия нужна, а Валика! Кряквин! — сообщила она девушке и на всякий случай протянула ей билеты профессора и его таинственной спутницы. — А это — фамилия женщины, которая могла быть с ним…

Пограничница молча кивнула и скрылась за дверью.

Несколько минут ничего не происходило.

— Зря мы сюда приехали… — затянула Катька и снова начала всхлипывать.

— Не реви! — прикрикнула на неё Ирина. — Хотя, впрочем, можешь немножко поплакать…

это должно произвести на них впечатление, вызвать женскую солидарность…

Как раз в это время служебная дверь открылась, и появились две девушки в форме — прежняя и ещё одна, черненькая, с ямочками на щеках.

— Это Лариса, — представила первая пограничница подругу, — они через неё проходили. Лариска, расскажи. Видишь, как женщина переживает!

Брюнетка жалостливо взглянула на Катерину и проговорила:

— Это твой был?

Катя кивнула и громко всхлипнула.

— Вот ведь козёл! А с виду и не подумаешь, такой вроде приличный мужчина! Он с этой мусульманкой шёл… то есть вроде она сама по себе, а только он поблизости. Сама вся в чёрное закутана, даже глаз не видно! Паспорт мне подала, я говорю — лицо покажите, а она — ноль внимания! Я тогда по-английски повторила, нас учат… опять никакого результата! А тут этот подскакивает, ну, который твой, и говорит: что вы, ей никак нельзя постороннему человеку лицо показывать, им Аллах запрещает! В общем, религия такая… Ну я говорю — не положено, может, там вообще мужчина под этим покрывалом, может, там этот… Бен Ладен или ещё какой-нибудь террорист… а она что-то как затарахтит по-своему! Ни слова не понять, ни на какой язык не похоже! А твой говорит — слышите же, что голос женский? Чего вам ещё надо? Ясно, что не Саддам Хусейн!