— А, ты имеешь в виду отопительную колонку, — сказал Сирил. — На ней-то и я бы не отказался посидеть в такую дрянную погоду. Ну ладно, куда полетим?
Как обычно, этот простецкий вопрос вызвал целую бурю споров и раздоров относительно того, куда лететь и чем заняться. И, конечно же, каждому хотелось того, на что другим было в высшей степени наплевать.
— Я среди вас самый старший, — заявил Сирил, — и потому мы полетим на Северный полюс.
— Ага! Мало нам дождя, так тебе еще и снег подавай! — ответил Роберт. — Давайте лучше сгоняем на экватор.
— Мне кажется, лучше алмазных копей Голконды и не придумать, — сказала Антея. — Правда ведь, Джейн?
— Не правда! — выпалила Джейн. — Это чушь! Все вы несете одну чушь!
Тут Феникс предупреждающе поднял коготь и прекратил всю эту бестолковую дискуссию.
— Если вам не удастся прийти к согласию, то, боюсь, я буду вынужден покинуть вас, — сказал он.
— Тогда ты и решай, куда нам лететь! — в один голос закричали все.
— На вашем месте, — задумчиво проговорила птица, — я бы дал ковру немного отдохнуть. Кроме того, если вы не перестанете по каждому малейшему поводу (а то и вовсе без повода) пользоваться ковром, то скоро совсем разучитесь ходить. Не могли бы вы вместо этого устроить мне небольшую экскурсию по вашему отвратительному городу?
— Мы бы с удовольствием, да вот погода… — сказал Роберт лишенным всякого энтузиазма голосом. — Ты только посмотри, какой там дождь! И, кстати, почему это мы должны давать ковру всякие там передышки?
— Ты хочешь сказать, что ты злой, жадный, бессердечный и самовлюбленный мальчишка? — строго спросила птица.
— Нет! — в негодовании вскричал Роберт.
— То-то же! — сказал Феникс. — Что же касается дождя, то я тоже от него не в восторге. О, если бы только солнце знало, что я здесь! Ему нравится светить на меня, потому что я очень яркий и золотистый. Оно не раз говорило мне: «Ах, милый Феникс, все же как приятно иметь здесь, на земле, свое подобие!» Впрочем, хватит об этом. Вы знаете какое-нибудь заклинание против плохой погоды?
— Я знаю только «Дождик, дождик, прекрати», — сказала Антея, — но оно еще никогда не срабатывало.
— Возможно, вы неправильно его проговариваете, — усомнилась птица.
Антея с готовностью начала декламировать:
Дождик, дождик, прекрати,
Поскорее уходи!
Мы хотим идти гулять
И под солнышком плясать.
— Совершенно неправильно! — воскликнул Феникс. — Если вы всегда обращаетесь к нему так, то вполне понятно, почему он не обращает на вас ни малейшего внимания. На самом деле нужно открыть окно и что есть мочи прокричать:
Дождик, милый, прекрати,
Попозднее приходи!
Дверь на солнышко открой
И иди себе домой!
Следует быть предельно вежливыми с людьми, от которых вы чего-нибудь добиваетесь, и уж особенно с теми, от которых вы хотите на время избавиться. Да, вот еще что! Сегодня вам не повредит добавить еще четыре строки:
Здесь чудесный Феникс, он
Солнцу шлет большой поклон.
Воссияй же вместе с ним
Ярким светом золотым!
— Провалиться мне на этом месте, если это не настоящая поэзия! — убежденно заявил Сирил.
— Очень даже похоже, — сказал более осторожный Роберт.
— Я вынужден был вставить слово «чудесный», чтобы сохранить длину строки, — скромно заметил Феникс.
— Есть много других слов такой же длины… — начала было Джейн, но остальные тут же пресекли ход ее мысли негодующим «Тс-с!»
Итак, дети открыли окно и изо всех сил проорали требуемое восьмистишье, причем Феникс орал чуть ли не громче всех. Правда, когда дети дошли до слова «чудесный», на него ни с того ни с сего напал жестокий приступ кашля, но он с лихвой наверстал упущенное на последних строках.
Дождь поразмышлял минутку-другую, а потом, действительно, ушел.
— Вот что значит настоящая вежливость! — сказал Феникс и одним махом перепорхнул на подоконник, где принялся расправлять и складывать свои блистающие крылья, стараясь, чтобы каждому, даже самому маленькому золотому перышку вволю досталось солнца. А солнце, между тем, обрушило на город неистовый поток закатного багрянца, какой можно наблюдать только поздним летом или ранней осенью. Позднее люди говорили, что подобных декабрьских закатов в городе не было уже добрую сотню, а то и тысячу лет.
— А теперь, — сказала птица, — мы отправимся в город, и вы покажете мне один из моих храмов.
— Твоих храмов?
— Мне удалось вытянуть из ковра, что в вашей стране имеется огромное количество моих храмов.
— Как ты вообще мог что-либо вытянуть из ковра, если он не умеет говорить? — спросила Джейн.
— Велика важность! — ответила птица. — Из ковра можно много чего повытянуть. Вот вы, например, вытянули из него кучу индийских побрякушек для школьного базара, а я предпочитаю получать от него всяческую информацию. Помните, вы показывали мне папирус с моим портретом? Насколько я понял, на нем наличествовало название одной из улиц вашего города, на которой расположен величавый храм с порталом, украшенным моим резным каменным изображением. Если быть предельно точным, там еще имеется идентичная медная вывеска. Внутри храм просто кишит моими жрецами.
— Так это же компания страхования от пожаров, — сказал Роберт, — а никакой не храм, и эти люди вовсе не жрецы!
— Извини! — ледяным тоном произнес Феникс. — Ты, кажется, сам не знаешь, о чем говоришь. Это самый настоящий храм, и эти люди — жрецы.
— Давайте не будем попусту препираться, — сказала Антея. — А то все солнце упустим. Спорить ведь можно и на улице.
Феникс стремительно дал уговорить себя на то, чтобы устроить гнездышко за отворотом Робертовой норфолкской куртки, и вся компания вывалила на улицу, залитую лучами уже сто, а то и тысячу лет невиданного в здешних местах заката. Кратчайший путь к храму Феникса пролегал по трамвайным путям, а потому все четверо весело забрались на крышу первого же попутного трамвая и вступили в оживленную беседу. Незнакомый с городом Феникс всю дорогу беспокойно ерзал под курткой у Роберта и не раз заинтересованно высовывал наружу клюв, а то и всю голову.
Поездка получилась замечательная, и дети не могли нарадоваться, что у них нашлись деньги заплатить за нее. Дабы со всей полнотой ощутить магическую силу денег, они не слезали с крыши до самой последней остановки, да и там их пришлось ссаживать едва ли не силой. Конечная остановка трамвая находилась на углу Грейз-Инн-Роуд, и, слегка пораскинув мозгами, Сирил заявил, что, чем тащиться до «Феникса» вкруговую по главным улицам, лучше пройти напрямик — по переулкам да закоулкам, наподобие паутины связывавшим Феттер-Лейн и Ладгейт-Секес. Естественно, он крупно ошибался, как ему тут же и не преминул сказать Роберт. (Позднее Роберт еще несколько раз говорил ему это, но уже совсем в других выражениях). Переулки да закоулки оказались на диво узкими, кривыми и грязными. Но самое главное — там было полно фабричных мальчишек и девчонок, возвращавшихся домой с работы и так неодобрительно посматривавших на ослепительно красные пальтишки и шляпки наших сестричек, что тем немедленно захотелось провалиться под землю или, по крайней мере, пойти другой дорогой. Вдобавок фабричные оказались чересчур остры на язык — они то и дело предлагали Джейн постричься, а Антею так и вообще склоняли к тому, чтобы обриться наголо. Обе девочки высокомерно отмалчивались, а Сирил с Робертом, у которых так и чесались языки дать достойный отпор хулиганам, как назло не могли придумать ничего по-настоящему ругательного. Завернув за очередной угол, Антея вдруг схватила Джейн за руку и быстро втолкнула ее под ближайшую арку, а оттуда — в темное чрево подъезда. Мальчики мгновенно последовали за ними, и в результате все четверо благополучно избежали новой встречи с гогочущей толпой юных пролетариев.