Обрученная с розой | Страница: 66

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

У Анны вдруг бешено забилось сердце, к щекам прилила кровь. Ее земля! Владения отца, наследницей которых она является, житница в сердце Англии! Девушка еле удержалась от радостного возгласа.

Однако Филип Майсгрейв и его спутники явно не разделяли ее восторга.

– Этого еще не хватало, – пробормотал рыцарь. – Оказаться в самом логове врагов Белой Розы!

И, обратившись к страннику, он спросил:

– Насколько мне известно, Ричард Невиль сейчас за морем. Кто же правит графством в его отсутствие?

– Сейчас наместником здесь кузен славного графа Фокенберг.

Анна встрепенулась, и у нее вырвалось:

– Дядя Томас!

Все взоры обратились на нее. Девушка ужаснулась.

– Что ты сказал, Алан?

Анна коротко вздохнула.

– Я думаю, нам все-таки стоит ехать через Уорвикшир. Мой дядя Томас Деббич служит в отряде лорда Фокенберга и не откажется помочь, если я попрошу его…

«Я изолгалась вконец! Но не могу же я открыться здесь же», – оправдывала себя мысленно Анна.

– О, едем… через Уорвикшир! – почти умоляюще воскликнула она. – Все будет хорошо, клянусь небом!

Но Филип покачал головой:

– Нет, Алан, ты не знаешь лорда Фокенберга. Это неукротимый сторонник Делателя Королей и злейший враг Йорков. К тому же, как я слыхал, в этих землях безжалостно расправляются со всеми, кто перешел на сторону новой династии. Если нас здесь схватят и – не дай Бог – дознаются, кто я, то меня либо бросят в застенок, либо обезглавят на месте. Вас ждет не лучшая участь. Вряд ли кто-либо, кроме самого графа Уорвика, в силах обуздать своевольного Фокенберга. Этот человек жесток и невероятно упрям. Недаром же он носит прозвище Бешеный.

– Но я… – Анна запнулась. Она не знала, что сказать, и была в отчаянии от этого. Быть рядом с домом и миновать его… Неожиданно она решилась:

– Я хорошо знаю графство, ведь я из этих мест. И хотя я давно не был здесь, однако помню все тропы и мог бы провести вас самым безопасным путем. К тому же мое имя Деббич послужило бы прикрытием. Решайтесь, сэр!

Филип колебался. Опасность была велика, но если мальчишка говорит правду, то, конечно, лучше двигаться через Уорвикшир, чем снова блуждать среди болот. Рыцарь оглядел своих усталых спутников, потом бросил взгляд на уже удалявшуюся согбенную фигуру старика. Анна не сводила глаз с Майсгрейва.

– Ладно. Но все же, думаю, сначала следует найти место, где мы смогли бы передохнуть и подкрепиться. Веди, Алан.

Девушка поскакала вперед, увлекая за собою спутников. Она ехала, с невольным удивлением узнавая места, которые не видела более семи лет. Почему она сразу сердцем не почувствовала свою землю. У Анны горели щеки. Она не смыкала глаз вторые сутки, и ее шатало от усталости. Она мерзла в сырой одежде, ее желудок ссохся от голода. И все же она была счастлива! Она ехала по земле родины, где каждый холмик и каждый куст был ее собственностью, и ей хотелось сойти с коня, коснуться, ощутить эту землю. Как давно она дышала этим воздухом! Еще с отцом, будучи совсем ребенком, она носилась по этим холмам и рощам, охотилась на фазанов, удила в этих прудах рыбу. Порой отец сажал ее перед собою в седло и увозил прочь ото всех. Они скакали через дальние деревни, и навстречу им выбегали крестьяне в домотканых одеждах, швыряли в пыль войлочные колпаки, припадали к стремени скакуна графа. Женщины протягивали маленькой леди цветы, а сельские священники благословляли отца и дочь. Иной раз они ужинали в какой-нибудь крестьянской лачуге, причем граф всегда щедро платил, оставляя под миской золотой. Они забирались вдвоем далеко в лес, где отец учил ее стрелять из лука, ловить в силки птиц и печь их в горячих угольях. Тут же они поджаривали на огне лепешки, слегка натерев их чесноком, и заедали все это восхитительной земляникой, от которой поляны казались обрызганными кровью.

Анна вздохнула. Да, это была ее земля, земля пышных лугов и невысоких пологих холмов, на которых красовались древние вязы и лепились крестьянские лачуги из серого известняка, а из-за рощ тянулись к небу легкие колоколенки церквушек, отражавшиеся в тихой глади Эйвона, за которым темной стеной вздымался древний Арденский лес.

Анна невольно улыбнулась, припомнив, сколько хлопот доставляла она своим воспитателям, постоянно, словно дикарка, убегая из родительского дома и шатаясь целыми днями с ватагой босоногих крестьянских детишек. Обычно с утра ее хватало лишь на то, чтобы чинно выслушать мессу, а потом, схватив на кухне кусок вяленого мяса, она исчезала на целый день. Привыкшая к походной жизни и бесцеремонным солдатским ухваткам, Анна буквально рвала и метала, когда важные придворные дамы читали ей строгие наставления, усаживали за прялку или чтение Писания. Куда приятнее было ощущать под босыми ступнями прохладную траву и ветер в волосах. Она никогда не жаловалась, когда ей наравне с обычной ребятней доставалось от садовников, чьи яблони они отрясали, или от рыбаков, чью рыбу они таскали из верш. Ибо мало кто признал бы в этой исцарапанной замарашке дочь великого Уорвика. А уж если какой-нибудь вассал отца все же узнавал любимую дочь своего сеньора и снимал перед ней шляпу, она немедленно задирала нос – для того лишь, чтобы повеселить своих сельских дружков.

Когда ее отцу жаловались на выходки Анны, он только посмеивался. Уорвик обожал дочь и находил все, что бы она ни делала, восхитительным. Ему нравилось, что она не такая, как все. Гордому вельможе импонировало своенравие дочери.

Однако был человек, который один мог усмирить младшую из Невилей, – ее старшая сестра Изабелла. Анна боготворила ее. Красота Изабеллы, ее величественное спокойствие отрезвляюще действовали на девочку. Изабелла была уже взрослой, считалась редкостной красавицей и одной из самых изысканных леди в королевстве. Одним взглядом, одним словом она могла превратить сестру в кроткое, послушное создание. Изабелла никогда не повышала голоса в разговоре с Анной, но девочка внимала ей с трепетом. Она любила подолгу оставаться в покоях Изабеллы, глядя, как та молится, как склоняется над шитьем или Житиями святых. И Анна тогда как бы стихала – пела с сестрой псалмы, ездила с ней творить милостыню в больницу или в приют. Но тихая, благостная жизнь была ей не по силам: вскоре все начиналось сызнова – проказы, побеги, нелепые выходки. И вместе с тем нигде и никогда Анна больше не чувствовала себя такой свободной, как в те славные времена на этой земле.

Анна узнавала окрестности: вот горбатый замшелый каменный мост, вот старинное аббатство, белеющее в долине, вот огромные глыбы гранита, возвышающиеся на открытом лугу, – святилище древних…

Девушка сознавала, что здесь она в безопасности, что, явись она сейчас в Уорвик-Кастл и предстань перед самим Томасом Фокенбергом, и ее скитания так или иначе окончатся… Эта мысль сладко кружила ей голову. Ведь тогда она сможет достойно наградить своих спутников, не говоря уже о том, что Анне совсем по-детски хочется удивить их. Но была и другая сторона… Девушка вздохнула. Да, тогда ее странствиям конец, и ей придется расстаться с Филипом Майсгрейвом, расстаться без надежды на встречу, а она совсем не была уверена, что это доставило бы ей радость.