Анна увела спутников с дороги под прикрытие внушительно шумевшего соснового леса. Но не успели они углубиться в его тень и спешиться, как долетевший с дороги звук заставил их укрыться за стволами.
Вскоре на дороге показался большой отряд латников с длинными пиками, на которых развевались флаги с гербами дома Невилей. Впереди на богато убранном коне скакал рыцарь в отливавших медью латах. На его шлеме колыхался плюмаж из огненно-алых перьев. Оруженосец нес за ним щит с его гербом.
– А вот и сам Томас Фокенберг! – заметил Майсгрейв.
Отряд направлялся по старой дороге, пролегавшей как раз у края леса, в котором укрылись путники.
– Только бы они нас не заметили, – угрюмо пробормотал рыцарь.
И тут на него налетел Алан Деббич:
– О, сэр! Ради всего святого, позвольте мне обратиться к лорду Фокенбергу! Вы увидите, что ничего дурного из этого не выйдет. Сэр рыцарь!
Глаза Анны горели. Все ее сомнения отлетели прочь: едва завидев своих, она пламенно возжелала лишь одного – скорее открыться, вступить хозяйкой в свои владения, вернуться домой наконец, после долгих лет отсутствия.
– Вы увидите, сэр, что все произойдет не так, как вы полагаете, – твердила она, теребя рыцаря за налокотник.
Филип молча взглянул на нее, а затем через плечо небрежно бросил Фрэнку:
– Убери от меня этого безумца… И попридержи, чтобы глупостей не натворил.
Но едва лишь Фрэнк коснулся Алана, тот отскочил словно на пружинах. Лицо его перекосилось.
– Ну, что ж!
И, прежде чем кто-либо успел опомниться, Алан упруго, без стремян, вскочил в седло. Стоявший рядом Гарри рванулся было к нему, но удар хлыста заставил его отшатнуться. В тот же миг Анна вонзила шпоры в бока лошади. Громко заржав от неожиданности, животное взвилось на дыбы и, сделав бешеный скачок, в карьер понеслось по склону в сторону уже скрывавшегося отряда Фокенберга.
– Да он и впрямь рехнулся!
Шепелявый Джек рванул рычаг арбалета и прицелился. Но Оливер успел толкнуть его под локоть, и стрела, завизжав, унеслась в небо.
– Ты тоже спятил, клянусь обедней! – зло воскликнул юноша. – Алан был с нами, и ты мог узнать, каков парнишка, а теперь вот так, как куропатку, лишить его жизни!
– Но это же предатель! Ты гляди, гляди!
Воины увидели, что отряд Фокенберга замедляет ход, а Алан, что-то крича на ходу, приближается к ним.
– Уходим не мешкая! – скомандовал Майсгрейв.
Никому и в голову бы не пришло задерживаться. Уже в следующий миг они во весь дух неслись между стремительно мелькавших стволов сосен в глубь леса, топча кустарник подлеска.
Они долго не сдерживали лошадей, миновали открытое поле и снова углубились в сосновые чащи. Здесь Филип наконец осадил Кумира и повел его шагом. Они находились в глухих дебрях: вокруг царила тишина и, по всем приметам, погони как будто не было. Воины двигались не спеша, поминутно оглядываясь, но ничто не вызывало их беспокойства, только лес шумел и шумел верхушками мачтовых сосен, и этот монотонный, напоминавший шум моря звук навевал дремоту. Поскрипывали седла, да временами фыркали, отгоняя мошкару, лошади.
Майсгрейв зорко оглядывал округу. Он твердо решил не показываться из лесу до вечера и сейчас искал укромное место, где бы отряд мог сделать привал. В это время к нему приблизился Оливер.
– Прошу простить меня, сэр, но я все время ломаю голову, отчего это Алан был так уверен в своих словах. Он ведь не так глуп, чтобы бахвалиться или рисковать жизнью всех. По какой-то причине он был убежден, что если замолвит за нас слово, то все обойдется.
Филип криво усмехнулся.
– Мальчишка заносчив и упрям. А скорее всего, еще и дурак. Что может значить какой-то Деббич рядом с любым из надменного рода Невилей?
– И все же, сэр…
– Замолчи! И никогда больше не упоминай при мне о нем. Теперь он среди своих.
И все же на душе у рыцаря было скверно. Он успел привыкнуть к смелому, с гордым нравом пареньку, привязался к нему, и вот мальчишка совершил эту нелепую, смертельно опасную глупость. Филип ощущал острую досаду оттого, что его постигло разочарование.
Наконец он приметил за корневищами громадной поваленной сосны укромную ложбину под небольшим песчаным обрывом и приказал воинам спешиться. Люди тяжело сползли с коней. Они были вконец измотаны; раны и ушибы, полученные во время схватки на болоте, мучительно ныли. Стреножив коней и задав им овса, они без сил падали на хвойную подстилку, мгновенно погружаясь в сон…
…Когда Филип пробудился, солнце было уже низко. В лесу воцарился сумрак, и лишь в освещенных багровыми лучами заката верхушках сосен мелькали огненные белки. Рыцарь рывком поднялся и огляделся. Вокруг по-прежнему было спокойно. Похрапывали воины, лошади тоже дремали, положив головы на шеи друг другу и лишь изредка поводя ушами.
«Мадонна! Какое безумие было заснуть, не выставив часовых!» – подумал Филип. Поспешно разбудив людей, он приказал немедленно трогаться в путь.
Вокруг было тихо. Птиц не было слышно вовсе, дичь, казалось, исчезла. Они пробирались между стволами деревьев безо всякой дороги, хвойная подстилка поглощала звук копыт. Чтобы выбраться из лесу, они положились на чутье лошадей.
И действительно – вскоре деревья начали редеть, и они выехали на склон, с которого открывался вид на простиравшуюся внизу унылую равнину с темневшими кое-где отдельными группами деревьев. Неподалеку, на берегу тихой речки, виднелось несколько крестьянских хижин, в запруде – водяная мельница. Запах дыма, смешанный с ароматом свежевыпеченных лепешек, щекотал ноздри изголодавшихся путников. Воины с тоской поглядывали в ту сторону.
Майсгрейв же смотрел в глубь долины. Диск солнца уже исчезал в фиолетовой дымке, на землю спускались тихие сумерки. Долина казалась пустынной. Филип внимательно вглядывался, ища признаки присутствия вооруженных людей Фокенберга.
«Проклятье! Нас занесло в самое звериное логово», – в сердцах выбранился он.
– Нам надо поскорее убираться отсюда, – обращаясь то ли к самому себе, то ли к своим людям, сказал Филип. – И чем скорее, тем лучше.
Он оглянулся. На лицах его спутников было написано глубокое уныние.
– Но сначала, пожалуй, стоит подкрепиться в этом селении, не так ли? – засмеялся Филип.
Крупной рысью они спустились с холма и под любопытными взглядами поселян вступили в деревню. О чем-то толкуя, крестьяне разглядывали их, отнюдь не выказывая дружелюбия.
Миновав несколько домов, Филип остановил Кумира возле наиболее добротного и сообщил хозяину, что им необходима провизия. Тот с подозрением оглядел с ног до головы этого рыцаря в иссеченных латах и его спутников, но, покосившись на длинные мечи, пригласил-таки незнакомцев войти в дом. Там царила полутьма, пахло дымом. У низкого очага хлопотала худая сутулая женщина в высоком чепце, а хромой мальчик-подросток помогал ей вешать над огнем тяжелый котел. Другой ребенок – двухлетний малыш в одной сорочке, засунув кулачок в рот, с любопытством уставился на вошедших.