…Соня жила на Войковской.
— Поедем на такси, — сказал Игнат. — Выпить хочется под одесскую шамовку! А что она за человек, твоя Соня?
— Хороший! Мы не так давно сдружились, хотя знакомы уже года три. Говорит, что хочет познакомить меня с мужчиной своей жизни.
— А он кто?
— Да понятия не имею, хотя Сонька намекала, что я очень удивлюсь. Надо полагать, я его знаю. Посмотрим.
Мы пообедали в кафе и поехали ко мне. Меня била нервная дрожь.
— Лерка, ты чего? — огорченно спросил Игнат. — Все будет нормально. Давай, мы так сделаем — ты пойдешь к себе, возьмешь там все, что надо, а я поднимусь к маме. Может, она уже утихла? Честно говоря, для меня ее поведение — шок, это ей как-то не очень свойственно.
— Видимо, именно я вызываю у твоей мамы непреодолимую аллергию.
— Почему, собственно, непреодолимую? Преодолеем. Она увидит, как я счастлив, и… Погоди. У нас еще будет очень дружная семья.
— Игнат, не надо стремиться к дружной семье, меня вполне устроит нейтралитет.
— Лерка, ты минималистка!
— Нет, Игнат, я просто реалистка.
— Ладно, чего вперед загадывать… Короче, жди меня, и я вернусь, только очень жди!
В квартире было душно и пыльно, захотелось сразу же взяться за уборку. Цветы были в порядке, спасибо Агнии Львовне. Интересно, что там у Игната? Меня вдруг охватил страх — а вдруг его мама с горя заболела, и поставит ему условие, чтобы он бросил меня… Нет, смешно, он меня не бросит. Он и вправду меня любит, но он ведь и маму свою любит. А такие мамы могут и на шантаж пойти. Мало ли… Она, наверное, знает, на какие кнопочки нажать, чтобы испугать его, заставить раскаяться. Одним словом, я сходила с ума, и чтобы окончательно не свихнуться, включила пылесос и с таким остервенением взялась за дело, что даже пылесос не выдержал, стал задыхаться, потом странно взвыл и сдох. Разумеется, я сочла это дурным предзнаменованием и горько разрыдалась. Но тут в дверь позвонили.
— Игнат! — кинулась я к нему.
— Боже, Лерка, что случилось? Чего ревешь?
— Пылесос сломался, тебя не было… я испугалась… — всхлипывала я, прижимаясь к нему.
— Лерка, что за дела? А, я, кажется, понял… Ты решила, что мама возьмет надо мной верх, я тебя брошу и т. д. и т. п. Так?
— Ну…
— И чтоб не страдать, взялась за пылесос? А поскольку ты у меня девушка темпераментная, то он, бедолага, твоего темперамента не вынес? Ну, ты и дуреха! Господи, на кого ты похожа? Я с такой лахудрой в гости не пойду, живо в душ!
— Погоди, а что там было?
— А ничего не было. Оказывается, маменька свалила в санаторий, в Кисловодск. Мне соседка сказала.
— А почему ж ты так долго?
— Ну, с соседкой надо было поговорить из вежливости.
— Постой, а как же собака?
— А собаку взяла эта сука…
— Какая сука?
— Милада.
— Кто такая Милада?
— Сука. Которая втерлась в доверие к моей мамочке, надеясь таким образом меня заполучить. Идиотка! Я, честно говоря, думал, после такого скандала, она к матери больше и носа казать не будет, но там такой комплот образовался… И путевку она ей достала и собаку взяла. Да, Лерка, вот какую на меня охоту открыли…
— Милада, это твоя бывшая?
— Одна из многих бывших. Но, как выяснилось, самая липучая.
— Она красивая?
— Очень.
— А сколько ей лет?
— Года двадцать три или двадцать четыре, но у нее есть один существенный недостаток, для меня просто основополагающий…
— Какой?
— О, заинтересовалась! Понимаешь, Лерка, она не умеет так лопать вареники! Дурочка моя, ты даже не понимаешь, сколько ты для меня значишь…
— И все это время, полтора часа ты гуторил с соседкой?
— Нет. Просто ты задаешь столько вопросов, что я не успел тебе сказать самое важное. Во-первых, наш южно-корейский фильм собираются выдвинуть на «Оскара», а во-вторых, я через неделю должен буду уехать. На месяц, как минимум.
— Господи, куда?
— На Алтай!
— А что там такое?
— Там снимал мой учитель, Терентьев. Он умер в одночасье, сердце. И меня позвали его заменить. Я обязан это сделать в его память. Пойми, маленькая моя, это не обсуждается.
— Понимаю. А мне… мне с тобой нельзя?
— Нет. Понимаешь, я, когда работаю, я не могу отвлекаться. Совсем. Я могу ненароком, и обидеть, и… Одним словом нет, Лерка.
— Ну, нет, так нет. Я поняла.
— Обиделась, дуреха?
— Нет. Обиды — привилегия горничных, сам же говорил.
— Кстати, мне посулили очень большие деньги.
— Это то, что меня волнует меньше всего.
— Знаю. И ценю. Но ты не думай, что твое «Кружево» отойдет на второй план, Мишка занимается этим вплотную. И, возможно, в октябре, если все срастется, начнем снимать. Он уже почти договорился насчет денег, так что…
— Игнат, я ничего плохого не думаю, я просто… еще не умею быть без тебя. Мы с тобой совсем недавно, а…
— Уже проросли друг в друга, да? Но это неизбежно, моя родная, нам придется время от времени расставаться, и, наверное, это даже хорошо. И, знаешь что, тебе сколько времени нужно, чтобы привести себя в божеский вид? Час? Полтора?
— Ну, у нас же есть еще время, нам к восьми. И сегодня все-таки суббота…
— Короче, ты тут чисти перышки, а я смотаюсь по одному делу на часок-полтора.
Я хотела спросить, что за дело, но прикусила язык. Не стоит.
— Хорошо, беги.
Вероятно, хочет купить новый пылесос. Это было бы очень в его духе, — решила я. И оставшееся до его отъезда время я должна вести себя так, чтобы у него и тени раздражения не возникло. Не задавать лишних вопросов, не ныть, хоть я и так не из нытиков, и делать вид, что легко переживу расставание.
Я приняла душ, вымыла голову и решила, что надену свое любимое зеленое платье. Игнат меня в нем не видел, а оно мне очень идет. И глаза накрашу посильнее, и туфли на высоких каблуках надену. Пусть видит, что оставляет вполне привлекательную женщину, к тому же сейчас даже не обремененную детьми… Пусть поревнует, помучается, не все же мне… Милада, которая борется за него в союзе с его мамашей, и вообще им несть числа, его бывшим бабам… Но он же меня любит… А откуда я знаю, что он не так же ведет себя с другими бабами, как со мной? Не говорит им этих трепетных речей, он же трепетный трепач! Одним словом, я себя накрутила. Я была уже готова, одета, обута, и в глазах боевой задор… Буду сегодня у Соньки кокетничать с другими… И тут раздался звонок. Я побежала открывать и остолбенела. На пороге стоял Игнат, гладко выбритый, и улыбался и ямочки на щеках играли…