Леди Уинстед не подняла глаза.
– Я уже потеряла одного сына, – произнесла она.
Гонория посмотрела на мать, потом на Маркуса, потом снова на мать. Она никогда не думала… Интересно, знает ли Маркус, как к нему относится леди Уинстед? Потому что…
Она снова взглянула на Маркуса, стараясь незаметно сглотнуть слезы. Он всю жизнь мечтал о семье. Понимал ли он, что нашел ее?
– Тебе нужна передышка? – спросила мать.
– Нет, – ответила Гонория, покачав головой, хотя леди Уинстед не смотрела на нее. – Нет. Я в полном порядке. – Она взяла себя в руки и, наклонившись к уху Маркуса, прошептала: – Ты слышал? Мама настроена весьма решительно. Не разочаруй ее. – Она погладила его по волосам и откинула со лба темный локон. – И меня.
– Аааа!
Гонория вздрогнула. Иногда действия ее матери причиняли Маркусу особенную боль, а полоски ткани, которыми он был привязан, сдавливали его тело. Невозможно было смотреть на это, а уж чувствовать тем более. Боль как будто пронзала ее саму.
Но ей не было больно. Только тошно. От сознания, что Маркус так страдает из-за нее. Ее вина, что он наступил в эту глупую фальшивую кротовую нору, по ее вине он вывихнул ступню. По ее вине пришлось срезать с него сапог, и по ее вине он заболел.
И если он умрет – то тоже только по ее вине.
Гонория сглотнула, пытаясь избавиться от удушающего комка, образовавшегося в горле, и, опустив голову, произнесла:
– Прости. Я не могу даже сказать, как мне жаль.
Маркус успокоился, и на какое-то мгновение Гонория даже подумала, что он ее услышал. Но потом она поняла – просто остановилась ее мать. Мама услышала ее слова, а не Маркус. Но если матери и стало любопытно, она промолчала. Она не спросила, что значат извинения Гонории, просто кивнула и продолжила работу.
– Думаю, когда станет лучше, тебе нужно отправиться в Лондон, – продолжила Гонория, снова изображая веселье в голосе. – Тебе как минимум понадобится новая пара сапог. Вероятно, чуть большего размера. Знаю, сейчас это не модно, но, возможно, ты откроешь новую моду.
Он вздрогнул.
– А можешь остаться в деревне. Пропустить сезон. Знаю, я сказала тебе, что отчаянно хочу в этом году выйти замуж, но… – Она бросила быстрый взгляд на мать, наклонилась еще ниже и прошептала: – Моя мать неожиданно изменилась. Думаю, я перенесу еще год в ее обществе. И двадцать два – еще не слишком поздно для замужества.
– Тебе двадцать один, – не поднимая взгляда, заметила мать.
Гонория замерла.
– Что ты слышала?
– Только последнюю фразу.
Гонория не имела ни малейшего понятия, говорит ли мать правду. Но кажется, у них сложилось молчаливое соглашение – не задавать друг другу вопросов, и Гонория сказала:
– Я имела в виду, что мне исполнится двадцать два, если я не выйду замуж в этом году.
– Тогда тебе придется провести еще один год с семейным квартетом, – улыбнулась леди Уинстед. Улыбнулась не зловеще, а совершенно искренне, с поддержкой. – Уверена, твои кузины будут очень рады, – продолжила леди Уинстед. – Если ты уйдешь, твое место займет Гарриет, а она еще слишком молода. Кажется, ей еще нет и шестнадцати.
– Ей исполнится шестнадцать в сентябре, – подтвердила Гонория. Кузина Гарриет – младшая сестра Сары – была, возможно, худшим музыкантом в семье Смайт-Смит. А это говорило о многом.
– Думаю, ей нужно больше играть, – поморщившись, произнесла леди Уинстед. – Бедная девочка. Ей никак не удается освоить инструмент. Должно быть, она очень переживает – при такой-то музыкальной семье.
Гонория с трудом удержала возглас изумления.
– Но, – сказала она с ноткой надежды, – Гарриет, кажется, предпочитает пантомиму.
– Трудно поверить, что нет никого младше тебя и старше Гарриет, кто мог бы играть на скрипке, – заметила леди Уинстед. Она замерла, искоса взглянула на ногу Маркуса и вернулась к работе.
– Только Дейзи, – ответила Гонория, имея в виду еще одну кузину, из другой ветви семьи. – Но ее уже призвали на службу после свадьбы Виолы.
– Призвали? – Мать рассмеялась. – Ты говоришь так, как будто это тяжкая повинность.
Гонория замолчала, стараясь не выдать всей глубины своего удивления. И не засмеяться. И не заплакать.
– Конечно, нет, – наконец смогла выдавить она. – Мне нравится играть в квартете.
Это была правда. Ей нравилось репетировать с кузинами, даже если приходилось заранее запасаться затычками для ушей. Плохими были только сами выступления.
Вернее, как сказала бы Сара, ужасающими.
Мучительными.
Апокалиптическими.
Сара всегда имела склонность к гиперболам.
Но почему-то Гонории никогда не было стыдно во время всего представления, она сохраняла улыбку на лице. И с жаром касалась смычком струн, ведь, в конце концов, на них смотрела вся семья и концерт так много для них значил.
– Как бы то ни было, – сказала она, возвращаясь к предыдущей теме, которая стала теперь настолько «предыдущей», что Гонории потребовалось некоторое время, дабы вспомнить, о чем шла речь, – я уверена, мне не придется пропустить сезон. Я просто разговаривала. Вела беседу. – Она сглотнула. – Бормотала под нос.
– Лучше выйти замуж за хорошего человека, чем поторопиться и попасть в беду, – необычайно пафосно провозгласила мать. – Все твои сестры нашли себе хороших мужей.
Гонория согласилась. Хотя она и не находила мужей своих сестер особенно привлекательными, все они уважали своих жен.
– И не все они вышли замуж во время первого сезона, – добавила леди Уинстед, не отрываясь от работы.
– Верно, но все они успели к концу второго.
– Правда? – Леди Уинстед подняла глаза и моргнула. – Похоже, ты права. Даже Генриетта?… Да, действительно, в самом конце. – Она вернулась к работе. – Ты найдешь кого-нибудь. Я за тебя не беспокоюсь.
Гонория хмыкнула:
– Приятно знать, что ты не беспокоишься.
– Я не понимаю, что произошло в прошлом году. Трэверс явно собирался сделать предложение. Как и лорд Фодерингем.
Гонория покачала головой:
– Не знаю. Лорд Бэйли выглядел совершенно решившимся. Но потом вдруг… ничего. Как будто он за один день потерял интерес. – Она повела плечами и взглянула на Маркуса. – Возможно, это и к лучшему. Как ты думаешь, Маркус? Кажется, тебе никто из них особенно не нравился. Не то чтобы это было как-то связано, но я ценю твое мнение. – Она рассмеялась. – Трудно поверить, что я это сказала!
Он повернул голову.
– Маркус? – Неужели он пришел в сознание? Гонория пристально посмотрела на него, ища на лице признаки… чего бы то ни было.