— Когда остаётся один — плачет, — сообщила Дара.
— Вот как! — удивился Мамонт. — С кем же он встречался?
— Со старым, одиноким человеком. Не слышала, о чём они говорили, но расстались ещё более несчастными. Старик вошёл в свой дом и мгновенно умер.
— Умер?!
— Ему перерезали горло в подъезде.
— Ты видела это?..
— Нет, — сказала она. — Почувствовала, что старику угрожает опасность. Смерть стояла за дверью, а он не знал. И крика моего не услышал…
— А что же Арчеладзе? — после долгой паузы спросил Мамонт.
— Он увидел возле своего дома вишнёвый «Москвич». И пришёл в ярость. И испытывает её до сих пор…
Дом Арчеладзе был не особенно привилегированным, и внешний вид имел неброский, малопривлекательный, но зато хорошо охранялся, поскольку жили в нём люди, связанные с государственными секретами, — правительственные шифровальщики, некоторые учёные, работники Министерства безопасности, ГРУ и ещё какие-то никому не известные личности, ведущие весьма странный, необъяснимый образ жизни. Обычно дом охранялся двумя милиционерами в штатском, которые на ночь запирали калитку, включали сигнализацию по периметру забора и сидели в своей дежурке на первом этаже. Это были очень предупредительные и не ленивые ребята. Они же подметали двор, подрезали декоративные колючие кусты вдоль забора, иногда могли поработать вместо сантехников, если где-то потечёт труба, заменить колесо у машины, если попросишь, — одним словом, были полезны и незаметны одновременно.
Тут же, вернувшись от Жабэна, Арчеладзе заметил в своём дворе белые каски ОМОНа. Человек десять здоровых, откормленных мужиков в бронежилетах бродили за воротами, поигрывая дубинками, сидели в детской песочнице и подпирали плечами ярко освещённый портал подъезда. Обычно милиционеры видели каждую подъехавшую к воротам машину на мониторе — телекамера висела на углу дома и спешили впустить жильца на территорию. Даже сигналить не приходилось. Сейчас полковник просигналил трижды, однако ни один омоновец даже ухом не повёл.
— Эй! Открывай ворота! — крикнул он, приоткрыв дверцу.
Двое неторопливо подошли к калитке. И сразу же дохнуло Кавказом.
— Ыды сюда! — гортанно сказал один. — Ты кто?
Этого было достаточно, чтобы уголь тлеющего гнева вспыхнул и огонь его вылетел наружу.
— А ну, позови старшего! — приказал полковник.
— Я старший! — самодовольно произнёс тот, что спрашивал. — Самый старший! Ты что, не выдышь?
— Я полковник Арчеладзе! — брезгливо представился он. — Живу в этом доме…
— Ты — полковник, я — полковник! Ты живёшь в этом доме — я живу в этом доме! Ты — грузин, я — осетин! Докумэнт дай!
Он валко подошёл к машине и постучал дубинкой по капоту.
— Тебя кто поставил сюда, рожа?! — не сдерживаясь, рявкнул полковник.
— Отэц поставил! Галазов поставил! Докумэнт дай!
Перед Арчеладзе стоял каменный болван, наглый, бесцеремонный жлоб, человекоподобное существо с бессмысленным взором. В короткий миг полковник понял, что в его жилах нет ни капли грузинской крови, что он слишком обрусел и напрочь утратил огненность кавказского безрассудства и что не хватает темперамента вести с этим истуканом какой-либо диалог.
И ещё понял, что совершенно беззащитен перед тупостью и не может противостоять ей, ибо следующим логическим действием уязвлённого самолюбия должна быть утроенная решимость добиться своего — протаранить машиной ворота и войти в свой дом. Он же стоял, как плюгавый, самоуглублённый интеллигент, давился от возмущения чувств и не находил слов. Только губами не хлопал…
А этот жлоб, обряженный в панцирь, бил резиновой палкой по машине, заводился ещё больше и орал:
— Ыды отсюда! Убырай машину! Русский язык понимаешь — нэт?! Ыды! Мне полковник, гэнэрал — тьфу! Ыды-ыды! Докумэнт нэт — ыды!
Арчеладзе сел в машину, запустил двигатель и сказал больше для себя:
— Сейчас я привезу тебе докумэнт!
Он отъехал за квартал и связался с дежурным помощником.
— Немедленно собери группу Кутасова и ко мне, — приказал он. — Без экипировки.
— Какое вооружение, товарищ полковник? — уточнил тот.
— Ну, пусть возьмут наручи, нунчаки… Что у них там ещё есть?
— Понял! — весело отозвался помощник.
Группа Кутасова занималась в отделе чёрт те чем, рассредоточившись по другим группам: пока им не находилось подходящего по их квалификации дела. Полковник выехал на улицу, по которой должен был прибыть кутасовский «РАФ», и включил музыку. Гнев медленно переливался в злорадство и щемящее мстительное чувство: замершая в жилах кавказская кровь готова была задавить всю остальную. Кутасов издалека заметил «Волгу» шефа, «рафик» притормозил.
— Прибыл, товарищ полковник! — шёпотом доложил он сквозь опущенное стекло. — Со мной шесть человек.
— Достаточно, Серёжа, — мягко и спокойно сказал полковник. — Во дворе моего дома ОМОН, североосетинский. Галазов поставил. Пойди возьми их, разоружи и поставь вдоль забора.
— Есть!
— Я буду на улице, посмотрю, как работаешь.
«РАФ» зарулил в какой-то двор, а полковник, выждав минут пять, тихо покатил к своему дому. С потушенным светом он проехал по тротуару и остановился так, чтобы видеть полутёмный, исчёрканный стволами деревьев двор. Омоновцы разговаривали на своём языке — будто бы переругивались и громко смеялись. Было странно слышать чужую речь самодовольных и самоуверенных людей возле своего дома. Группа Кутасова изучала обстановку: полковник заметил лишь одну неясную тень, скользнувшую за решёткой напротив детской площадки. Жильцы дома сидели с погашенными окнами, несмотря на то что ещё и десяти не было. Лишь в верхних этажах кое-где горели ночники.
Захват длился сорок семь секунд. В темноте было видно, как замельтешили белые каски, брякнули несколько раз жестяные омоновские щиты, послышался сдавленный крик, какое-то завывание и приглушённые приказы молчать пополам с матом. Арчеладзе выбрался из машины и приблизился к калитке. Кутасовцы заканчивали работу: на щитах лежали дубинки, бронежилеты, каски и верхняя одежда. Автоматы уже болтались на плечах ребят из группы захвата. Омоновцы стояли вдоль забора в одну шеренгу, раздетые по пояс. Видимо, Галазов кормил хорошо: из-за ремней вываливались животы. Полковник отметил, что все они как на подбор усатые, наголо стриженные и похожие друг на друга так, что отыскать среди них старшего невозможно. Он постучал в калитку. Кутасов открыл сам и начал докладывать, однако Арчеладзе махнул рукой:
— Вижу… Сорок семь секунд!
— Их в два раза больше, товарищ полковник!