Я не стал говорить им, что находится в черном чемодане, но быстро рассказал обо всем директору.
— Как вы считаете, доктор Кросс, угроза реальна? — поинтересовался он. — Бомба настоящая?
— Не знаю. Откуда мне знать? Но пожалуйста, исходите из худшего варианта. — Мне хотелось крикнуть ему: «Черт возьми, пришли сюда своих спецов! Немедленно! Брось трубку и за дело!»
Через несколько минут весь район Бобур был в спешном порядке эвакуирован; остались только десяток-другой патрульных, военная полиция и несколько экспертов-взрывников. По крайней мере я надеялся, что это эксперты и что они разбираются в «ядерных чемоданчиках».
Мне велели сесть на землю. Я сел. Рядом, конечно, с бомбой. Я делал все, что мне говорили, потому что ничего другого не оставалось. Меня тошнило, и сидеть было легче, чем стоять. Хотя и ненамного.
Подвели натасканную на взрывчатку собаку. Это была красивая молодая немецкая овчарка. Она шла ко мне, настороженно поглядывая на чемодан, как будто он был ее соперником или врагом.
Приблизившись на расстояние примерно пяти ярдов, овчарка замерла. Застыла, как замороженная. Глухо заворчала. Шерсть у нее на шее поднялась. «О Господи. Вот вляпался в дерьмо», — подумал я.
Овчарка еще порычала, потом, убедившись, что имеет дело с радиоактивными элементами, поспешно отступила к своим хозяевам. Умная собачка. Я снова остался один.
Так страшно мне не было никогда в жизни. Не очень-то приятно думать, что в любой момент ты можешь не то что умереть, а реально испариться.
Наконец через несколько показавшихся вечностью минут ко мне осторожно подошли двое в похожих на космические скафандрах. Один из них держал в руке болторез. Благослови его Бог! Такое и в кино не часто увидишь.
Человек с болторезом опустился рядом со мной на колени.
— Все в порядке. Все будет хорошо, — прошептал он, перекусывая цепочку наручников. — Готово. Можете идти. Вставайте. Медленно.
Я поднялся, растирая запястья, и посмотрел на черный чемодан — любоваться им желания не было.
Мы поспешили к двум черным фургонам. Конечно, они находились в пределах «горячей» зоны и в случае ядерного взрыва мгновенно испарились бы вместе со всем прочим на площади примерно в одну квадратную милю.
Сидя в фургоне, я видел, как к чемодану двинулась группа техников, чтобы деактивировать бомбу. Если получится.
Следующие минуты показались мне часами. Никто не разговаривал, все сидели, затаив дыхание. Каждый понимал, что может умереть, но думать об этом было невозможно.
Наконец один из взрывотехников подал сигнал: чемодан открыт.
Еще через минуту:
— Ядерный заряд есть. Бомба настоящая. В рабочем состоянии.
Итак, угроза была реальной. Волк не блефовал. Он выполнял свои обещания. Ублюдок, мерзавец, садист.
Один из взрывотехников поднял руку и помахал. Простой вроде бы жест отозвался в фургоне радостными криками. Я не сразу понял, что случилось, но, похоже, новости были хорошие. Про меня забыли, никто ничего не объяснял.
— Что случилось? — спросил я наконец по-французски.
Один из экспертов повернулся:
— Нет запала! Она не может взорваться. Слава Богу! Они и не хотели ее взрывать, понимаете? Хотели только попугать.
— Попугать? — сказал я. — Что ж, у них неплохо получилось.
Специалисты обследовали бомбу примерно два часа. Выяснилось, что она в полном боевом порядке, не хватало только одного небольшого устройства — нейтронного эмиттера, триггера. Все остальное присутствовало. В тот вечер я не мог есть, не мог спать, не мог ни на чем сосредоточиться. Меня, разумеется, обследовали, но идея радиационного облучения засела в голове как гвоздь.
И еще я никак не мог забыть Мод Булар. Передо мной стояло ее лицо, в ушах звучал ее голос. Я вспоминал наш дурацкий ленч в ресторане, ее глупое упрямство и наивность, ее разметавшиеся по асфальту рыжие волосы. Я думал о том, как легко, походя, Волк и его люди убили несчастную женщину. Откуда такая жестокость?
Думал я и о белобородом. Неужели это и в самом деле Волк? Почему он позволил мне увидеть его? С другой стороны, почему бы и нет?
Вернувшись наконец в отель, я вдруг пожалел о том, что выбрал номер с видом на улицу. Тело ныло, мышцы гудели от усталости, и только мысли носились в голове с неимоверной скоростью. Доносившийся с улицы шум отвлекал, мешал, не давал уснуть.
«У них есть ядерное оружие. Это не блеф. Случится страшное. Катастрофа. Холокост».
В шесть часов я позвонил детям и рассказал обо всем, чего не видел в этот день в Париже. Ни слова о том, что случилось со мной на самом деле. Пресса ни о чем пока не пронюхала, но только пока.
Потом я позвонил Нане. И рассказал всю правду о том, как сидел на площади, прикованный к «ядерному чемоданчику». Я всегда рассказывал ей о худших своих днях, а этот был, наверное, самым плохим.
В крохотной комнатушке в префектуре меня поджидал еще один сюрприз. В лице Мартина Лоджа. Часы показывали 7.15, и до Судного дня оставалось десять часов и сорок пять минут.
Мы поздоровались, и я сказал, что очень рад его видеть.
— Время на исходе. Что привело тебя сюда?
— Последний брифинг. Самая свежая информация по ситуации в Лондоне и Тель-Авиве.
— Что нового?
Мартин покачал головой:
— Порадовать нечем. Везде одно и то же.
— И все-таки?
— Все указывает на то, что он намерен взорвать город, чтобы заставить правительства шевелиться. Самое тяжелое положение в Тель-Авиве. По-моему, там безнадежно. Сам знаешь, они не идут на сделки с террористами.
Утренний брифинг начался ровно в восемь. Один из экспертов-взрывников коротко рассказал о результатах обследования взрывного устройства. Бомба была настоящая, хотя и без запала.
Следующим выступил армейский генерал, обрисовавший положение в Париже: люди напуганы, на улицы почти никто не выходит, однако покинули город лишь немногие. Армия готова войти в столицу и объявить военное положение ко времени истечения срока ультиматума, то есть к шести часам вечера.
Затем наступила очередь Мартина. Он вышел вперед и заговорил по-французски:
— Доброе утро. Иногда кажется невероятным, как люди адаптируются к новой реальности. Лондонцы по большей части держатся великолепно. Кое-где отмечены уличные беспорядки. Ничего особенного, мы ожидали много худшего. Думаю, те, кто мог бы доставить нам серьезные неприятности, уже покинули город. Что касается Тель-Авива, то тамошний народ привычен к кризисам, можно сказать, у них особенных проблем нет.
Вот и все хорошие новости. Плохих больше. Деньги собрали, но не все. Это в Лондоне. Тель-Авив, насколько нам известно, платить не собирается. Израильтяне не любят раскрывать карты, так что полной ясности в этом отношении нет.