– Мама, пожалуйста, – шепотом произнесла я. – Мне нужно об этом поговорить. О том, что случилось. Я больше не могу держать все это в себе. Мне плохо.
– Плохо, – повторила он, ткнув в меня сигаретой. – Забудь об этом! Он мертв! Его больше нет!
– Но в этом моей вины тоже нет! – воскликнула я.
– Наоборот! Это – твоя вина! – Она так же, как я, повысила голос и затянулась сигаретой, как если бы нуждалась в сигаретном дыме больше, чем в кислороде.
Оглушенная, я молча стояла и смотрела, как она раздавила первую сигарету и тут же затянулась второй. Курение – дурная привычка. От него портятся зубы и кожа, не говоря уже про легкие. Я, бывает, тоже затягиваюсь сигаретой, но не допускаю, чтобы это переросло в привычку. Поэтому я не понимала свою мать, которая не могла не знать, какой вред наносит организму курение, портит внешний вид и одежду.
– Я не виновата в том, что он умер. – Я постаралась произнести эти слова насколько могла уверенно. Чтобы самой в это уверовать. – Эндрю убил себя сам. При чем здесь я, мама?
– Но довела до этого его ты! – отрезала она. – Ничего бы такого не случилось, если бы ты на него не действовала!
– Ты сама не веришь в то, что говоришь. – Но сама я была уверена, что она в это верит.
– Не стоило мне тебя останавливать, когда ты решилась на это, – продолжила она. Пространство между нами заполнилось дымом. Он жег мне глаза и горло, и я пожалела, что не могу заплакать, чтобы уменьшить жжение. – Тогда он был бы жив, а ты…
– Нет, – оборвала я ее. – Не смей это говорить!
Она встретилась со мной взглядом. Ее лицо исказилось от гнева и горечи.
– Вы с Чадом ничего не принесли нам с отцом, кроме разочарования. Я не понимаю, как такое могло произойти. Эндрю был идеальным сыном.
– Ты хоть сама веришь в то, что говоришь? Как можно это утверждать? – Мне захотелось взять ее за плечи и трясти до тех пор, пока к ней не вернется ощущение реальности. – Он не был идеален! Люди не могут быть совершенны! Включая его тоже.
– Придержи язык, Элла.
– Мы что, были всего лишь его заменой? – спросила я. – Мы с Чадом? Разве у родителей могут быть любимчики?
– К твоему сведению… – Мать растоптала вторую сигарету обутой в дорогую замшевую туфлю ногой. – У нас был любимчик.
С этими словами она села в машину и выехала со стоянки.
– Тебе нужно приехать, – сказала я Чаду, когда он мне позвонил. – Я скучаю.
– Я тоже скучаю. Приезжай ко мне. У нас тут в Калифорнии неплохо.
– Мать говорит, что отец нездоров.
– Ты ездила с ним повидаться, крошка?
Можно было благословлять моего брата за то, что он всегда знал, на какую больную точку нажимать, чтобы вызвать у меня чувство вины. Он похож на нашу мать больше, чем готов себе признаться. Но все-таки он заставил меня улыбнуться. Так как был прав.
– Нет. Приезжай, и мы съездим к нему вместе.
– Ты знаешь то, чего я не знаю? – Я услышала, как Чад с чем-то сражается. – Отец сделал нас бенефициариями своей пожизненной страховки? Потому что ты знаешь, что, если я войду к нему в дом, он тут же откинет копыта.
– Чад, он умирает. Ты хочешь, чтобы он умер, не повидавшись с нами?
– Не надо. – Очевидно, что мой обычно кипучий брат сегодня был не похож сам на себя. – Не стучи мне по мозгам, Элла. Они выкинули меня из дома, сказали, чтобы я больше не появлялся на пороге, и при этом не стеснялись в выражениях.
– Он ничего тебе не говорил. – Я открыла крышку содовой и сделала глоток.
– Он ничего не сделал, чтобы ее остановить, а это уже приравнивается к соучастию. И то, что он был пьян в стельку и не мог выбраться из своего гребаного кресла, – это отговорки в пользу бедных. И если честно, Элла… – я услышала в голосе Чада обвиняющие нотки, – меньше всего я ожидал бы услышать такие слова от тебя.
– Не называй меня так.
– Элли, – поправился он. – Крошка, куколка. Я люблю тебя.
– Я тебя тоже люблю, Чадди.
– Не проси меня вернуться домой. Ты знаешь – я не могу.
– Знаю. – Я вздохнула и потерла лоб. Голова у меня болела. – Я знаю. Но она не оставляет меня в покое. – Я не стала упоминать про разговор, состоявшийся на парковке.
– Скажи ей, что может проваливать, – сквозь зубы сказал он. – Эта сучка за всю свою жизнь ни черта для нас не сделала. Даже тогда, когда нам была нужна. Пусть теперь пожинает то, что посеяла.
– Ты когда-нибудь… Чад, ты когда-нибудь думал о том, чтобы… ее простить?
– А ты когда-нибудь думала о том, чтобы простить его?
О-очень непростой вопрос, но в последнее время я над этим думала.
– Он мертв. Что изменится, если я его прощу?
– Вот ты мне и ответь, куколка. – Чад проворковал что-то успокаивающее. Конечно, это не объятие, но все же лучше, чем ничего.
– Почему мы такие шизанутые лохи? – спросила я его со смешком. – Почему мы просто не можем все забыть, Чад?
– Я бы тоже это хотел знать, детка.
– Мы должны. Мы должны забыть прошлое, чтобы наконец начать жить заново! – выпалила я со злостью, радуясь, что закрыла офисную дверь, заглушившую мой сорвавшийся голос.
Он засмеялся.
– Ты о ком говоришь?
– Когда это было, Чад? Годы прошли, а мы никак не можем от этого отойти. Меня это достало. Откровенно говоря, я уже заколебалась со всем этим, но не знаю, как разрулить.
– Милая!
Мы оба издали протяжный вздох. Между нами лежало расстояние, но мы словно были вместе, связанные общей драмой.
– Я кое с кем встречаюсь, – сказал Чад, прежде чем я смогла что-либо добавить. – Он здорово помогает.
– А что с Люком?
Чад засмеялся.
– Нет, куколка, у Люка все хорошо. Я имею в виду профессиональную жилетку с функцией промывки мозгов.
– А-а-а, – протянула я, не сразу сообразив, как на это реагировать. – Ну… Хорошо.
– Подумай об этом. Поговори с кем-нибудь.
Я покачала головой, хотя Чад и не мог меня видеть.
– А я что делаю? Я говорю. С тобой.
– Ты обсуждала это с Дэном?
– Нет.
– А может, стоит?
– Слушай, – раздраженно сказала я. – С каких это пор ты стал давать мне советы, касающиеся моей личной жизни?
– С тех пор, как она у тебя появилась.
Я вздохнула.
– Он милый парень.
– Ну и?…
– Я не хочу, чтобы мне опять было больно.
– А кто этого хочет? Или ты собираешься прожить свою жизнь, беспокоясь об этом? – Он помолчал. – Ты хочешь позволить Эндрю это сделать?