– Мама слишком занята с Дэннисом, чтобы торчать на кухне. И еще на работе. Она очень занята, – добавил Гевин, словно застеснялся того, что его мать большую часть времени посвящала своему новому любовнику.
Этого можно было бы стыдиться, но не ему. Я положила ему на тарелку второй сэндвич и налила остатки супа ему в чашку. Пока Гевин ел, я пила содовую из банки.
– Так, значит, Дэннис к вам переехал?
Он кивнул, склонив голову над едой.
– И что ты о нем думаешь?
Гевин ответил, не поднимая головы:
– Нормальный парень.
Я сделала еще глоток содовой, убеждая себя, что дела моих соседей меня не касаются. И даже если мать Гевина уделяет ему недостаточно внимания, то пятнадцатилетний пацан должен научиться делать себе хотя бы бутерброд. Он уже не маленький, чтобы мать кормила его три раза в день, тем более что их холодильник вряд ли пустовал, – я судила об этом по их переполненным мусорным бакам.
– Как ты сам, кстати? – мягко спросила его, подмечая, как напряглись его плечи при этом простом вопросе. – Я давно тебя не видела.
– Был занят, – промямлил он. – Скоро летний лагерь.
Гевин разломил остатки своего сэндвича, но есть не стал. Я не хотела настаивать – Гевин всего лишь мой сосед, милый мальчишка, ничего более. Но вопросы почему-то продолжали из меня сыпаться.
– Читаешь что-нибудь?
– Да.
Ну хотя бы я смогла заставить его улыбнуться.
– А вы что читали?
Не дожидаясь моего ответа, он скороговоркой выдал список произведений научно-фантастического жанра и жанра фэнтези. Некоторые из них я читала, но были и те, о которых я даже не слышала. Закончив с перечислением, Гевин снова принялся за сэндвич. Когда с едой было покончено, он помог мне с посудой, загрузив ее в посудомоечную машину. Включив музыку, мы вернулись в столовую.
Мой дом старый, а я еще не оборудовала его вентилятором. В столовой нет окон, поэтому долго красить здесь невозможно. Когда Гевин поднял рубашку, чтобы вытереть лицо, мне бросились в глаза отметины на его животе.
Я насчитала шесть штук. Прямые красные линии, с покрасневшей и опухшей вокруг них кожей. Кошка так не царапает. Если только не какая-нибудь необычная, например с пятью подушечками на лапе и со знанием того, куда вонзать когти.
Притворяться, что ничего не замечаю, я больше не могла. Особенно учитывая свое прошлое, когда мне позарез нужно было с кем-то поделиться, но сказать я боялась, а меня никто не спросил. Принцесса-бродяжка, может быть, единственная, способная помочь самой себе, в одиночку справившись с Черным рыцарем, но я нуждалась в поддержке, но так ее и не дождалась.
– Гевин, подойди сюда.
Он повернулся, держа только что обмакнутый в краску ролик в руке. Должно быть, было в моем лице что-то такое, что заставило его занервничать, потому как он вдруг побледнел, но ролик все-таки отложил.
– Зачем?
Я жестом поманила его к себе:
– Подойди.
Он неохотно приблизился. Лицо его стало замкнутым, он сложил руки на груди. Мы несколько секунд смотрели друг на друга, затем я обернулась и выключила музыку. Теперь мы стояли в полной тишине, но она била по ушам сильнее любого шума.
– Подними рубашку, – велела я.
Он покачал головой. Я положила ладонь на его руку, и мое сердце сжалось, когда он моргнул. Он не сделал попытки от меня отодвинуться, но я чувствовала, как напряглось его тело.
– Я просто хочу взглянуть, Гэв.
Он снова покачал головой. Тупик. Он не уступит, а я не могу его заставить сделать то, что мне нужно. Я не стала ничего говорить, но и руки его не выпустила, слегка сжав его предплечье, чтобы он не попятился от меня. Гевин продолжал стоять. Прошло еще несколько секунд. Затем он поднял рубашку.
Сохраняя нейтральное выражение лица, я взглянула на его порезы.
– Кажется, они воспалились.
– Терпимо, – сказал Гевин, но его голос слегка дрожал, а мышцы руки, которую я держала, так сильно напряглись, что она стала почти каменной.
– Ты их чем-нибудь обработал? Зачем тебе инфекция?
– Я… Нет. – Его голос упал.
Я мягко положила ладонь на воспаленное место.
– Кожа горячая. Не очень хороший знак. Что это?
– Стекло.
Я слегка сжала его плечо и выпрямилась.
– Пошли наверх. Надо их обработать.
Я убрала руку и направилась к лестнице. Я была почти убеждена в том, что Гевин за мной не последует, что сразу же сбежит. Он поднялся вслед за мной в ванную комнату, ни слова не говоря, сел на крышку унитаза и стал ждать, пока я доставала аптечку, выкладывая антисептическую мазь, перекись водорода и пластыри.
– Сними рубашку – так мне будет легче обработать.
Гевин стянул рубашку через голову. Я перекинула ее через край раковины. Его грудь, предплечья и живот были испещрены крест-накрест бледными линиями, тогда как на животе раны явно были еще свежими. Я аккуратно очистила их тампоном с перекисью водорода. Он зашипел, когда перекись вошла в контакт с кожей, но остался стоять на месте. После этого я нанесла на порезы мазь и наклеила пластыри. Обработать его порезы я обработала, но скрыть их совсем было невозможно.
– Что-нибудь хочешь добавить? – спросила я, глядя ему в лицо.
Гевин в который уже раз покачал головой, но не сделал попытки скрыть их от меня, надев рубашку. Выкинув обертки от пластырей, я молча закрыла пузырек с перекисью и тюбик с мазью. Вымыла руки. Гевин продолжал сидеть. Его плечи задрожали, и я подумала, что он изо всех сил сдерживается, чтобы не заплакать.
Я не знала, как к этому подступиться. Как убедить Гевина мне довериться. Не знала, как я вообще могу уменьшить чьи-либо страдания. Когда я видела слезы, мне всегда хотелось бежать. В этот раз я коснулась его плеча и произнесла:
– Гевин… – Больше ничего добавить я не смогла, однако он вдруг разразился слезами, как перепуганный ребенок.
Сама не поняла как, но я обняла его и прижала к себе. Он уткнулся мне горячим лицом в шею. Он был так худ, что выпиравшие лопатки делали мне больно, но я только сильнее прижала его к себе.
– Она не касается меня даже пальцем, – прошептал он голосом, полным стыда и презрения к себе. – Ни разу меня не обняла и не сказала, что любит меня. Она помешалась на нем.
Я гладила его по выпуклостям спины, стараясь его успокоить.
– Поэтому ты порезал себя?
Он выпрямился, вытер слезы на заплаканном лице.
– По крайней мере тогда я убеждаюсь, что жив, что могу чувствовать. Я должен что-нибудь чувствовать.
– Ты говорил с ней об этом?
Гевин заколебался, затем покачал головой: