Капитан принял единственно разумное в этой ситуации решение – спасти тех, кто сумел оказаться на борту. Старпом доложил, что из тридцати ожидаемых космотуристов, на борт успели подняться двадцать. Выходит, десятеро остались там, где висело облако взбитой взрывом пыли? Когда экран вновь обрел четкость изображения, стало видно, что у подножия корабля остается группка пассажиров, занятая чем-то непонятным. Проклятая пыль мешала разглядеть толком.
«Капитан, – прохрипел в интеркоме голос Тэнгра, – Корабль к старту готов. Осталось отстыковать лифтовую ферму.»
– Погоди, – буркнул Климов, но опомнившись, продублировал приказ более внятно: – Отстыковку не разрешаю. За бортом еще несколько пассажиров. Как только они поднимуться, я объявлю десятиминутную готовность.
«Вас понял, капитан!»
Климов переключился на другой канал.
– Штурман в рубку! – коротко бросил он в микрофон.
Харрисон повернулся к капитану и с немым вопросом уставился на него, но Климов не заметил этого. Он думал о том, что конструктор «Вестника», как ни крути, а гений. Благодаря своему увлечению домеханоргической техникой, Холмс Уотсон в своих разработках предпочитал гибриды старого и нового. Посему, космолайнер имел в своем активе не только роскошества и излишества, позаимствованные из древних фантастических историй, но и небиотехнические системы, дублирующие все основные узлы корабля. Кроме спинтроники, субмолекулярной брони, питательного коллектора, «Вестник богов» снабжен электронно-механическим управлением, титано-молибденовым корпусом и мезореактором на быстрых нейтронах. А к противометеоритным пушкам – кинетической и плазменной – имеются впридачу два атомных лазера. Космолайнер был, по сути, кораблем-оборотнем, скрывавшим за внешним лоском светского льва первобытную мощь дикого зверя.
«Капитан, отставшие пассажиры на борту!» – доложил Тэнгр.
И тут же следом, из шлюза:
«Внимание экипажа!… У нас пострадавшая женщина!…»
Переговорив со шлюзом, Климов объявил десятиминутную готовность. За три минуты до старта, старпом доложил об убитом механоргами пассажире и об одном, сбежавшим в пустыню Коперника мишке.
«Значит, на нем пятеро последних, – подумал капитан. – Что делать? Отменить старт? Организовать поиски беглого механорга?…»
Климов и сам не заметил, что перестал быть массовиком-затейником, а вновь сделался капитаном космолета, ответственным за все, и не имеющем права на неверные решения.
– Стартуем по команде «ноль»! – приказал он.
В рубку вошел штурман Серебров. Кивнув Харрисону, он занял свое место и сказал:
– Жду приказаний, капитан!
– Вот что, Валера, – сказал ему Климов. – Выполняем программу полета и никаких отклонений от курса!
– То есть, идем к Меркурию? – осведомился Харрисон, хотя слова капитана были и так достаточно ясны.
– Произошло нечто чрезвычайное, – сказал Климов. – Какое-то глобальное нарушение в работе инфосферы. Погибли люди. И вероятно, погибнут еще… Наша задача спасти тех, кого мы можем спасти. А самым лучшим способом сделать это, я считаю выполнение первоначальной задачи. По крайней мере, на борту есть все необходимое. Причем, на неограниченный срок… почти. Короче, летим к Меркурию, братцы, а там видно будет.
Ни второй пилот, ни штурман не нашли что возразить капитану. Тем более, времени для дискуссий уже не осталось. Прошла команда «ноль». Отпихнув ферму обслуживания, космолайнер без всякого видимого усилия, как и положено вестнику богов-олимпийцев, оторвался от изуродованного лика Селены. А в следующее мгновение, ее поверхность расцветилась огненными бутонами. Это выброшенные взрывом куски лунного грунта стали возвращаться метеоритным дождем.
Выложенная голубоватыми, чуть светящимися рифлёными плитами поверхность казалась бесконечной. Во всяком случае, горизонт замыкался в идеальную окружность, отчего поверхность выглядела гладью невиданного, застывшего в неподвижности моря. Воздух в странном месте тоже светился – искрящейся хрустальной синевой. На «водной глади» стояли друг напротив друга двое – человек и крупный чёрный кот. Вернее, стоял только человек, а кот совершенно по-собачьи восседал на заднице, и, расклячив задние лапы, методично вылизывал шерсть на брюхе. Пронзительно-синие глаза зверя в наполненном светом пространстве сверкали как звезды первой величины.
Первым нарушил молчание человек.
– Мафусаил… Это ты?
– Нет, босс, не я, – ответил кот. – Призрак замка Баскервилей.
Произнес он эту тираду, не разевая пасти и не отвлекаясь от основного занятия – голос звучал прямо из наполненного синим светом пространства, и сквозила в этом голосе изрядная доля ехидства.
Закончив вылизываться, кот встал на все четыре, неторопливо потянулся, вальяжно выставив одну за другой передние лапы.
– Ты же не умеешь разговаривать, – сказал человек.
Кот лишь презрительно фыркнул.
– Мафусаил, – повторил человек. – Мафу. Мне трудно без тебя.
– Между прочим, никто не обещал, что будет легко, – заявил кот, почёсывая челюсть о сандалию человека. – Знал, небось, на что шёл. Это меня, – в интонации зверя отчётливо прорезалась брюзжащая нота, – никто не спрашивал, хочу я в метакоты, не хочу. Схватили котёночка – и под нож.
Здесь кот раскрыл таки пасть, и, пристально глядя в глаза человеку, испустил долгий и гнусавый мяв.
– В общем, босс, я здесь не для того, чтобы говорилки рассказывать. У меня к тебе этот, как его… – кот рассеяно почесал за ухом, – мэссидж. Слушай. Предначертанное вот-вот должно случиться. Мене, текел и, так сказать, упарсин. Ты ничего не сможешь изменить, но сможешь на многое повлиять… Ну как, красиво сказал?
– Да уж, мощно задвинул, – пробормотал человек. – Мафу! Ты – живой?
– Дурак ты, босс, – объявил кот, мгновенно подобрался и коротким, мощным прыжком оказался на груди у человека.
Тот привычно подставил руки, ощутил мягкое тепло, пальцы вошли в густую шерсть. Внезапная волна нежности охватила человека уютным силовым коконом. Кот заурчал и полез тыкаться носом в губы. Силовой кокон перестал быть уютным, сделался тугим, слишком тугим – дыхание перехватило, затрещали рёбра, сердце дёрнулось и встало, и в голове запели сперва далёкие и еле слышные, а затем всё более яростные звонки, безжалостно выдернувшие Наладчика на поверхность бытия.
Вот, значит, как теперь оно. Наладчик встал из кресла-качалки. Отгоняя остатки сна, помассировал уголки глаз. Кончики пальцев мокрые. Однако, слёзы! Если так будет и дальше, подумал Наладчик, мой разбалансированный киберорганизм совсем пойдёт вразнос. Не покидая, так сказать, объятий Морфея. Не сработает блокировка эмодрайвера. И всё, пиши в некролог: «Умер во сне от переизбытка чувств».
Всё же какая-то несуразность только что просмотренного?… пережитого?… пожалуй, да, пережитого сновидения цепляла Наладчика, не давая стряхнуть и благополучно забыть наваждение. И спустя доли секунды, прогнав внутри себя тест-контроль гипносостояний, он понял – какая. Сон не был сгенерирован его собственным мозгом. А это значит…