– Года два назад я писал статью о контрафактных духах и одеколонах. Думаю возобновить давние связи.
– Погоди… Кажется, я знаю, с кем тебе нужно поговорить. Один мой коллега был когда-то парфюмером. Сейчас он преподает, читает лекции об обонянии на кафедре биохимии. Раз в месяц я играю с ним в преферанс, и он еще ни разу у меня не выиграл. Прекрасный человек!
Глеб потрогал пальцами шишку на лбу и усмехнулся:
– Что-то мне подсказывает, что мы с ним подружимся.
– Ты считаешь? В таком случае я немедленно ему позвоню!
Северин вышел в прихожую, а Корсак встал с кресла и, держа чашку с кофе в руке, подошел к стеллажам с книгами. Через несколько секунд из прихожей глухо зарокотал голос Северина. Корсак снял с полки первую попавшуюся книгу и принялся задумчиво ее листать. На одной из страниц он остановился.
«Часы эти дедовы, – прочел Корсак, – отец дал их мне со словами: «Дарю не с тем, чтобы ты блюл время, а чтобы хоть иногда забывал о нем на миг-другой и не тратил весь свой пыл, пытаясь подчинить его себе. Ибо победить не дано человеку. Даже и сразиться не дано. Дано лишь осознать на поле брани безрассудство свое и отчаянье. Победа же – иллюзия философов и дураков».
Корсак закрыл книгу и поставил ее на полку. Вскоре вернулся Северин.
– Ну как? – спросил у него Глеб.
– Все в порядке, – сказал Северин. – Профессор Романов готов с тобой встретиться. Вот тебе его телефон. О времени встречи договоритесь сами.
Корсак взял листок с номером телефона и сунул в карман рубашки.
– Игорь Федорович, у вас ведь, кажется, есть Интернет?
– Ну да. А что?
– Вы сказали, что Брокар выставлял коллекцию масонских предметов. Хочу поискать какую-нибудь информацию на эту тему.
– Ты забыл, с кем имеешь дело, мой мальчик, – улыбнулся Северин. – Прямо перед тобой, на третьей полке. Видишь? В коричневом переплете с золотым тиснением. «Золотая коллекция Брокара». Между каталогом Третьяковки и биографией Ван Гога. Нашел? Молодец! Возьми. Там наверняка что-нибудь есть.
Глеб взял со стеллажа объемистый том, сел с ним в кресло и принялся листать, внимательно просматривая страницы. Вскоре он нашел то, что хотел. Однако список был явно неполным.
– Жаль, что тут не все перечислено, – посетовал Глеб. – Сплошные пропуски. Впрочем, я не уверен, что все это вообще пригодится.
– Как знать, – сказал Северин, посасывая холодную трубку. – Кстати, ты уже вернул Тильбоха хозяйке?
Глеб покачал головой:
– Еще нет.
По лицу Северина пробежала тень.
– Но ты ведь не оставил картину в пустой квартире?
– Нет. Я спрятал ее в надежном месте.
На самом деле картина все еще лежала в багажнике его машины, поскольку Глеб из-за чехарды с переселением так и не добрался до Пети Давыдова.
– Слава богу, – облегченно вздохнул Северин. – А то я уже начал волноваться. Для будущих поколений эта картина значит больше, чем наши с тобой жизни, Глеб. Так что, пожалуйста, будь с ней бережней.
– Не беспокойтесь, профессор. Картина в надежных руках. Уж вы мне поверьте.
Петя Давыдов встретил Глеба в заношенном халате и стоптанных тапках. Фотограф был заспан и лохмат и от этого казался еще рыжее и конопатее, чем обычно.
– Ага, п-приехал! Ну здравствуй, братское сердце! А я уж и не ждал. Ну-ка покажи, что за чудо ты мне п-привез?
Глеб развернул картину и поставил на стул.
– Ого! – воскликнул Давыдов, почесывая грудь, покрытую рыжими завитками. – Чую руку фламандца. Кто это? Ван Эйк?
– Ван Тильбох, – сказал Глеб.
– Не слышал о таком.
– Ты много о ком не слышал.
Взгляд Пети стал саркастическим.
– Намекаешь, что я необразованный болван? – осведомился он.
– А разве нет? – ухмыльнулся в ответ Корсак.
Фотограф вздохнул:
– Художника может обидеть к-каждый. А вот помочь финансово… Поллитру-то хоть привез?
Корсак достал из сумки бутылку коньяка и протянул Давыдову:
– Держи, вымогатель.
– Так-так. Я сейчас еще звездочки п-пересчитаю. – Петя внимательно осмотрел этикетку и удовлетворенно кивнул: – Тебе повезло: все пять на месте. – Он снова посмотрел на картину: – Ты хоть скажи, чего ради ты мне ее приволок?
– У меня небезопасно, – сказал Глеб.
– Ну у меня, знаешь, тоже не Форт Нокс. Ладно, п-присаживайся. Покурим, поговорим.
Мужчины уселись в кресла и закурили.
– Ты д-давно видел Лизу? – спросил Петя.
– Давно. А что?
На лице Давыдова проступило страдание.
– Да, понимаешь, я ей звоню, звоню… А она трубку не берет.
– Ты ей, случайно, не нахамил?
Давыдов вытаращил глаза:
– Ты что, с ума сошел? Д-да я за нее готов в лепешку расшибиться! А ты говоришь – н-нахамил. – Петя поскреб грязными ногтями в затылке и грустно сказал: – Не знаю. Может, ее раздражает мой д-дефект?
– Ты о котором? – поинтересовался Глеб.
– Можно подумать, что у меня множество д-дефектов! – фыркнул Петя.
– Вообще-то хватает. Считай сам. – Глеб принялся загибать пальцы. – Ты болтлив, неуклюж, беден и…
– Д-дурак, – обиделся Давыдов. – Я про з-заикание.
– А, так ты еще и заикаешься? Ну тогда конечно. Какая нормальная девушка свяжется с неуклюжим, болтливым заикой?
– Тебе бы только издеваться.
Глеб ухмыльнулся и похлопал друга по плечу:
– Ладно, братское сердце, не грусти. Ты красив, как Дориан Грей, и умен, как Гарри Стотель. Будь я девчонкой, я бы на тебя запал.
– Правда? – с надеждой в голосе спросил Петя.
– А то. Знаешь, морячок… а ведь ты мне и правда нравишься. – Глеб взъерошил ему волосы.
– Ну тебя! Дурак. – Давыдов стряхнул с головы руку Глеба, затем печально вздохнул. – И все-таки трубку она не берет. А я, п-понимаешь, влюбился, как мальчишка. – Петя еще немного повздыхал, но тут взгляд его снова упал на картину, и он сказал: – Слушай, Глеб, а картинка-то ничего. Этот, с б-бородой, – это кто?
– Тильбох, – ответил Глеб.
– А скелет?
– Его смерть, – ответил Глеб.
– И о чем они, интересно, б-беседуют?
– Ну ты и спросил. Откуда ж я знаю?
Давыдов внимательно посмотрел на картину.
– А я, кажется, знаю, – неожиданно сказал он.