— Как странно...
— Вовсе не глупо. Получается, капилья мурабитов — нечто вроде перекрестка множества невидимых путей, а их молитва — нечто вроде свободного поиска на этих путях. А это, между прочим, мой любимый метод медитации... Спроси почтенных старцев, не будут ли они возражать, если я посижу в капилье до заката?
— Они-то — возражать? — хмыкнула Эриза. — Но Имахена, разве мы не будем ограждать деревню? У нас не так много времени...
— Возможно, ограждать ее и не понадобится, — пробормотала я, окидывая взглядом маленькую капилью, сиротливо приткнувшуюся между двумя белеными заборами. Каменное крыльцо устилали сухие иглы, почерневшая от времени красивая резная дверь забита досками. Судя по ржавым шляпкам гвоздей — действительно давно забита.
Совместными усилиями доски были отломаны, заскрипели ржавые петли, и дверь отворилась. Изнутри повеяло затхлой сыростью. Я вошла внутрь, старейшины — вслед за мной.
Как ни удивительно, тут было светлее, чем в капилье долины Луц. Солнце било сквозь окна-бойницы под потолком, озаряя беленые стены. При каждом шаге пыль поднималась столбом. Под потолком колыхалась серая паутина. Вдоль стен стояли бронзовые светильники на тонких ножнах. Пол был сплошь в птичьем помете. Я подняла голову и увидела многочисленные ласточкины гнезда, прилепившиеся под потолочными балками. В бойницы, посвистывая, влетали и вылетали ласточки.
— Вот тут пусть подметут и положат коврик, — сказала я Эризе, указывая на место почище. — И пусть уходят. Мне нужны уединение и тишина.
За спиной поднялась молчаливая возня. Я подошла к главной — восточной — стене, заглянула в чашку светильника. Горючее масло, которое было туда налито, давно высохло, но слабый запах еще держался. Я вдохнула его, прикрывая глаза и стараясь выбросить из головы все лишнее, не имеющее отношение ко мне, к капилье и этому вечеру.
Коврик вскоре был расстелен. Двое старейшин уселись у двери, делая вид, что их тут нет. Остальные вышли. Эриза, стоявшая у дверей, показала на стариков глазами. Я в ответ скорчила рожу. Что делать — не гнать же их?
— Иди, — сказала я девочке. — Закрой дверь. И пригляди, чтобы остальные не мешали. Никому нельзя сюда заходить, пока я не выйду. Что бы тут ни происходило — никому не соваться!
Эриза кивнула и вышла. Скрипнули петли, гомон толпы сразу отдалился. Теперь я слышала только пересвист ласточек под потолком. Старцы сидели так тихо, словно умерли.
Я села на коврик, скрестив ноги, выпрямила спину и закрыла глаза.
Несколькими вздохами добилась полного равновесия внешнего и внутреннего.
Открыла глаз на лбу.
В медитации я воспринимаю мой главный внутренний глаз, «око разума», как ослепительно сияющий бриллиант. Когда он открывается, это подобно внезапно вспыхнувшему свету — жесткому и холодному, в этом свете все становится ясным и определенным, даже то, на что ты смотреть не хочешь. Но сейчас бриллиант почему-то оставался тусклым. Не было ни света, ни пляски вспышек на гранях... Не было ничего.
«Око разума» ослепло! На миг меня охватила паника. Как тогда, в долине, где на меня напал прыгун. Мучительно хотелось открыть глаза и выскочить прочь из этого места — на свет! Но я усилием воли заставила себя сидеть. Подышала. Успокоилась.
Надо идти навстречу страху, другого выхода просто нет.
Я закрыла ослепшее «око разума» и медленно, осторожно раскрыла «око души» — глаз на темени.
В обыденной жизни почти никто из магов этим глазом не пользуется. В этом нет необходимости, это сложно и, главное, просто опасно. «Око души» — для святых отшельников, для старцев, отринувших земное и уже не боящихся его потерять, а скорее, желающих этого. Тот, кто открывает «око души», делает шаг прочь из этого мира. Это глаз для общения с богами. И никто не знает, с какой высшей сущностью встретишься взглядом на этот раз. Через него приходит такое знание, к которому обычно человек не готов. Если открыть его не там или задать не тот вопрос, то результат — даже не сумасшествие, а полное и мгновенное разрушение личности.
С определенной безопасностью «око души» можно открывать для молитвы в проверенных, надежных святых местах.
Но уж никак не в заброшенной мурабитской капилье посреди захваченного демонами края.
Почему же я рискнула его открыть?
В тот миг мне это показалось правильным, а я привыкла доверять интуиции.
Ну и еще — мне просто всегда нравилось рисковать.
Если страшно, делай шаг вперед. И для верности еще один...
Волосы шевельнулись на макушке, словно надо мной пронесся порыв прохладного ветра. Я мысленно подняла взгляд и увидела... купол из синего стекла? Полированный сапфировый кабошон? Или просто — глубокое синее небо, окно в своде черепа? По телу побежали мурашки от ощущения предельной уязвимости. Но я продолжала молча смотреть. Иначе нельзя. Как острил наш учитель по духовным техникам: «Чтоб под крышу что-нибудь попало, сперва ее надобно сдвинуть!»
К счастью или к несчастью, я сперва ничего не увидела.
И меня тоже никто не увидел. Зато я кое-что поняла.
Кто-то, словно нарочно, отрезал это место от горных миров. Местные крестьяне заколотили дверь капильи, а другие, нечеловеческие силы, замуровали ее извне, словно каменным колпаком накрыли. Для богов эти стены из плотного серого тумана, который «оком разума» воспринимается как слепота — все равно что мертвая скала. Кричи не кричи — не пробьешься. Здешним крестьянам еще повезло с колдуном. Он защищал себя — и их заодно. Правда, за плату. Но если бы не он — пошли бы на поживу демонам, как все остальные.
Что же можно сделать? Как разрушить этот купол?
Решение пришло единственное и очевидное.
Я вытащила из-за спины меч святого Чучо, поднялась на ноги и плавным движением прорезала окно в плотном сером тумане. Повернулась направо и прорезала еще одно. Потом еще. Четыре окна, по сторонам света — каждое чуть выше другого.
Когда я прорезала последнее, северное, все озарилось, словно взошло солнце. Серый туман развеялся мгновенно.
Я с наслаждением вдохнула полной грудью. В легкие полился свежий утренний воздух. В глаза ударил слепящий свет, заиграл на гранях бриллианта, теплой волной накрыл сапфировый купол. Но почему так ярко?
Сияние ледников — совсем близко!
Я отвернулась от этого нестерпимого блеска и выглянула в южное окно. Передо мной раскинулась панорама гор и долин. Вдалеке белело что-то очень знакомое... Домики, похожие на соты... Да это же Альсиен! А что там дальше?
Кровь прилила к лицу...
Мы уже близко! Еще два-три дня — и я у цели!
Жадным взглядом я окинула пейзаж, стараясь запомнить каждую деталь. Значит, впереди еще один перевал, потом длинный горный луг, потом перейти тот странный белый мост, и вперед — на каменистую, отдельно стоящую гору, на вершине которой стоит одинокая башня с четырьмя окнами!