Но прежде всего избавиться от Тимара и Руса! Эти двое будут мешать. Просто убить их нельзя, даже старый волхв теперь должен жить, иначе с отцом не сладить. Значит, надо разделить Роды, чтобы каждый пошел своим путем.
Что ж, ждать Волхов тоже умел, а впереди у него было еще много времени… очень много…
Маялся не один Словен, Рус тоже не зря отправился купаться в холодной воде. Хотелось освежить мысли и принять, наконец, решение. Принеся Тимара, он не сказал родовичам страшную правду, язык не повернулся. Но постепенно все больше понимал, что лгать не годится. Зимовать прямо здесь? Но ежедневно видеть невысокие холмы, зная, что это и есть бывшие Рипейские горы, за которыми уже ничего не лежит…
А что он скажет людям весной, когда снова возродится их надежда?
Рус долго плавал саженками, не замечая ни холода, ни времени. Когда выбрался из воды, решение уже созрело. Быстро одевшись, поторопился в стан.
Тимар уже чуть пришел в себя, но лежал еще бледный, как снег, с впалыми глазами, в которых плескалось разливанное море горя. Рус присел рядом, рука легла на сухую руку волхва:
– Как ты?
Тимар ответил вопросом на вопрос:
– Что решил?
Рус долго молчал, глядя на пляшущие в очаге языки пламени, потом помотал головой:
– Я никогда не лгал людям, не стану и сейчас. Лучше пусть знают правду, чем потом корят меня за обман. Не бойся, я смогу тебя защитить.
– Рус… я не боюсь за себя. Больно думать, что люди могут потерять всякую надежду.
Князь вдруг оживился:
– Скажи, Тимар, боги действительно говорят, что мы должны найти хорошие для жизни земли?
– Да, но через много лет.
– Но ведь должны?
– Да.
– Ты можешь волховать?
– Что ты хочешь знать? Есть ли за этими холмами Земли предков?
– Я помню, что нет. Хочу знать, в какую сторону нам теперь идти.
– Ты веришь в мое волхование?
У Руса изумленно раскрылись глаза:
– А почему нет?
– Но я завел вас в непроходимые холодные леса.
– Не ты завел, а боги. Значит, так было нужно. Помнишь, ты сам не раз твердил, что ничего в жизни не происходит просто так, все для чего-то. И если человек ничему не научился на одной беде, боги посылают ему другую, похожую. Может, нас так долго вели сюда, чтобы мы что-то поняли? – Он вдруг начал рассуждать сам с собой: – Мы поняли. Что в одиночку нельзя, что каждый должен помогать другому, что главное не леса, полные дичи, реки, кишащие рыбой, а помощь родовичей… Что жить без дела на всем готовом скучно, человеку руки и голова на то даны, чтобы польза от них была… Мы же поняли это, Тимар, значит, теперь сами Рипейские горы и Земли за ними не так уж важны. Знаешь, – глаза князя вдруг заблестели, – а ведь я даже рад, что их нет!
– Чего нет?
– Ни Рипейских гор, ни Земель, где все достается без усилий. Там скучно жить, я бы оттуда сбежал, наверное…
Тимар едва не засмеялся: нет, Рус все равно в душе мальчишка, но как же ему было хорошо рядом с этим мальчишкой!
– А я понял главную ошибку своей жизни.
– Какую? – С князя мигом слетела вся веселость.
– Не Волхова я должен был учить, а тебя.
– Не… это не для меня!
– Рус, издревле с богами разговаривали самые разумные в Роду. Это необязательно старшие и наученные, но обязательно лучшие. Это князья, Рус.
– Ну какой я князь? Князь вон Словен, его учи.
– Ты давно князь, Рус, только пока этого не понял. К кому идут за советом и помощью люди? Кому готовы открыть душу и кого слушают?
– Но всем распоряжается Словен.
– Это потому, что ты не пробовал.
– И не хочу пробовать. Помочь могу, посоветовать тоже, пожалеть могу, а заставлять… Нет, не могу.
Тимар едва сдержал улыбку.
– И не надо, Рус. Ты только подскажи, люди тебе верят и все, что скажешь, сделают без окриков. Ведь так бывало, и не раз.
Рус немного посидел, соображая. Тимар говорил правильно, уже не раз бывало, что родовичи противились даже распоряжениям Словена, но легко выполняли его собственную просьбу. Но Рус все равно не привык считать себя князем. Только сейчас мысли были не об этом. Он поднялся:
– Тимар, я скажу родовичам правду, они не заслужили, чтобы их обманывали.
– Скажи.
Рус стоял перед собравшимися людьми и думал, каково им будет узнать, что мечта растаяла, точно лед на солнышке. Чуть в стороне за ним напряженно наблюдал Волхов. Словена не было в стане, старший князь снова где-то бродил в одиночестве.
– Много лет назад я позвал вас искать Земли предков, что за Рипейскими горами. Мы прошли трудный путь, многое повидали, много испытали. Часто мечтали об этих Землях, где реки текут в золотых берегах, где все растет без людских усилий, где люди не знают бед и забот и им не нужно трудиться, не нужно добывать пропитание в поте лица… Боги вели нас сюда, по пути научив многому. Кто хотел – тот научился, кто задумывался – многое понял.
Но теперь я хочу сказать вам самое главное. Вы можете обвинить меня в обмане, в том, что завлек в холодные края и заставил страдать. Вы можете… изгнать меня из Рода, но лгать я вам не хочу. Вы достойны знать правду. Рипейских гор и благословенной Земли за ними давно нет! Нет Земли, откуда когда-то ушли далекие предки!
Сказал, словно бросился в холодную воду, и теперь стоял, открыто глядя в лица сородичей. Его вина в том, что позвал, но не его вина, что не знал о том, что Земель нет. Рус напряженно ждал решения своей участи. Если скажут, что достоин изгнания, он подчинится. Как станет жить – неизвестно, но подчинится, родовичи имеют право покарать бывшего неразумного мальчишку, бросившего клич, сорвавший с места столько людей и приведший их в холодные, хотя и богатые края. Хотел просить только помочь Роду вернуться, а уж потом уходить. Он силен, сильнее многих, его руки нужны ослабевшим людям.
Стало так тихо, что слышно, как шелестит ветер в верхушках деревьев. И вдруг раздался почти мечтательный голос Ворчуна:
– А по мне, так и хорошо, что ее нет, этой самой Земли, где все дармовое! Чем самим-то заниматься? Лежать да жрать? Не-е… это не по мне.
Вокруг засмеялись, как показалось Русу, с облегчением.
– Верно, день полежишь, другой… через седмицу так спину заломит, что обратно попросишься, – это уже Инеж.
– А оттуда небось и не выпускают. Давненько уже никого не видывали из этой Земли.
– Нам туда не надо.
– И пусть, что ее нет, Рус.
– Ты только скажи, куда нам дальше-то? Не обратно же.
У Руса так перехватило горло, что впору заплакать. С трудом поборов вставший внутри ком, он помотал головой: