Когда все улеглись, Рус осторожно поинтересовался:
– Порусь, это надолго?
Та вздохнула:
– Не знаю. Не сломал вроде, только вывихнул, но уж очень неловко, долго встать на ногу не сможет.
Это означало, что нежданным гостям придется жить в Русе. Но родовичи сами много намыкались, хорошо помнили, каково это быть без крова и защиты, потому никому не отказывали в помощи. Решение было единодушным:
– Пусть живут, сколько понадобится.
Чужаков звали Наровом и Латгалом, а их сестру Элмой. Их поселили в доме у Руса с Порусью в той самой части, что пристраивали для общих посиделок. Конечно, там не было очага, еще не сложили, но пока тепло, греться не требовалось. Зато Поруси к гостям ближе.
Элма оказалась не из стеснительных, в первый же вечер она принялась разглядывать родовичей одного за другим. Это не понравилось Тине, прошипела княгине вроде на ухо, но так, чтоб гостья услышала:
– И чего глядит? Совести нет!
Но недовольство хозяек не смутило гостью, та продолжала изучать мужчин, перебирая взглядом одного за другим. Поруси тоже стало не по себе. А Тина пообещала:
– Станет к Славуте приставать, зенки бесстыжие выцарапаю, не посмотрю, что выше меня ростом.
Княгиня нахмурилась: в их Роду пока не бывало таких ссор. Ей бы внимательно присмотреться, на ком задержала взгляд Элма, но Поруси не до того, у хозяйки забот полон рот, особенно если это хозяйка целого города, пусть и маленького, и мать двоих ребятишек. Поднималась до света и ложилась позже всех.
Шли день за днем, Тина, поняв, что Славута Элме не глянулся, успокоилась, и глазам гостьи ничего не угрожало. Зато что-то неладное стало происходить с князем. Элма не стремилась заботиться о лежавшем брате и не спешила помочь хлопотавшей по дому Поруси, точно и впрямь была гостьей. Она занималась тем, что выискивала возможность будто случайно оказаться рядом с Русом. А когда это удавалось, также «случайно» задевала его плечом, а то и грудью. Какой мужчина устоит, если его обхаживает красивая, крепкая девка? Сначала Рус сторонился Элмы, но постепенно стал уступать.
Порусь почувствовала неладное, но спросить напрямую не смогла, гордость не позволила, посмеялась:
– Ох, гляди, Рус, завлечет тебя эта чужая! Она хотя и не рыбачка, а сети ловко плетет.
На пару дней Рус словно опомнился, но вскоре началось снова. Порусь надеялась, что негодные гости скоро уйдут, нога у Нарова почти зажила, можно бы и отправляться, правда, не к криви, а домой. Но не успели…
Порусь уже кругленькая, ходила уточкой, но и минуты не сидела без дела. Она отправилась в большую кладовую, отнести освободившийся горшок. Вошла не таясь, но и не шумя сильно, как привыкла ходить всегда, и замерла… Горшок выскользнул из рук, на звук разлетевшихся черепков обернулись оба, Рус вскочил, мигом став пунцовым, а вот Элма только села, с интересом глядя на княгиню и даже не поправив задранный подол рубахи.
Порусь не произнесла ни звука, не стала ругаться или таскать соперницу за волосы, она просто повернулась и вышла вон. Чуть придя в себя, Рус бросился следом и в доме едва не налетел на жену. Порусь все так же спокойно, не глядя на мужа, сунула под мышку веретено, подхватила на руки маленького Тимара, вторую руку протянула Полисти и вышла вон.
Руса только звалась городом, а была пока весью, да еще и небольшой. От одного дома до другого иногда и десятка шагов не наберется, а из конца в конец несколько сотен. До дома Славуты с Тиной с полсотни, если широким шагом. Порусь шла, держась прямо, никто не должен знать, что у нее на душе…
– Порусь…
Она даже не обернулась, не приостановилась, словно позади и не было растерянно замершего мужа. Лучше бы обругала, накричала, ударила! Все бы стерпел, понимая, что виновен, но только не так – просто забрала детей и ушла.
Сбоку к князю подошла Элма, едва заметно усмехнулась вслед уходящей княгине, коснулась рукой его плеча. Рус вдруг взревел:
– Уйди!
Метнувшись за Порусью, встал перед ней, готовый упасть на колени посреди веси, но женщина чуть недоуменно посмотрела на мужа и… спокойно обошла его. Внутри сильно толкнулся ребенок, низ живота скрутила невыносимая боль, в глазах сразу потемнело. Едва удержавшись, чтобы не упасть и не уронить Тимара, Порусь почти в беспамятстве сделала еще несколько шагов.
От дома ей навстречу метнулась Тина:
– Что?!
– Я… у тебя жить… буду… Не прогонишь?
Видя, что Порусь едва держится на ногах, Тина подхватила Тимара:
– Пойдем, пойдем. На тебе лица нет!
– Худо мне очень…
Дети, словно понимая, что происходит что-то очень важное и страшное, молчали, только в распахнутых, таких же синих, как у матери с отцом, глазенках застыл испуг.
Тина все поняла и без слов, просто так Порусь от мужа бы не ушла, значит, что-то случилось. Но выяснять, что именно, некогда, едва добравшись до лежанки, Порусь бессильно опустилась на нее. На лице ни кровинки, губы посинели, всю трясло…
– Ложись, ложись…
– Тина… худо мне очень… Обещай, прошу тебя, если со мной что случится… не отдавай детей Русу…
– Ты что?!
Порусь схватила подругу за руку:
– Обещай! Он мачеху приведет… лучше уж совсем без родителей…
Тина перепугалась по-настоящему, понимая, что еще чуть и Порусь впадет в беспамятство, закричала на подругу:
– Ты что удумала?! Помирать удумала?! Я тебе помру! Ты детям нужна!!!
От этого вопля Порусь чуть пришла в себя, слабо улыбнулась.
– А ну говори, что делать надо, я же не знаю! Говори, пока жива!
– Если рожу… пуповину перевяжи, как я у тебя, помнишь? Воды согрей, горячую нужно…
Рус сидел возле дома Славуты и Тины прямо на земле, привалившись к стволу дерева, и стонал от душевной боли.
В дом сбежались все женщины веси, оттуда слышались взволнованные голоса, но было ничего не понятно. Вдруг раздался крик, сначала женский, а потом и младенческий. Но и тот и другой тут же затихли. Затихло вообще все.
Рус в ужасе смотрел на дверь, в которой со свертком в руках появилась Тина. Шагнув к князю, она презрительно перекосила лицо:
– Погубил ты своего сына, князь…
– А… Порусь?
– Пока жива, что будет, не ведаю.
Рус закрыл лицо руками, бросился ничком в траву. Но, как ни любили родовичи князя, на сей раз его не было жалко.
К Нарову с братом вошел Радок. С порога жестко произнес:
– Уходите.
Парни кивнули:
– Завтра пойдем.
– Сейчас.
– Ночь скоро.