Но Дева была в Компьене, и с этим приходилось считаться.
Ее задумка была, конечно, отчаянной и смелой, отряд в Мариньи они легко разобьют, а вот дальше стоит либо бургундцам в Клеруа, либо годонам двинуться с места, и уже сами французы могут оказаться в мешке! Как бы успеть тогда унести ноги через мост в город.
Но Жанну не остановить, возможность одним ударом лишиться половины осаждавших манила ее чрезвычайно. Флави вдруг согласился, правда, попросил некоторое время, чтобы подготовить людей. Знать бы Жанне, как и кого он собирается готовить, ждать не стала бы, метнулась в атаку немедленно и победила бы, но девушка была слишком доверчива. Пока Дева молилась, Гильом Флави тоже не сидел без дела…
Ворота открылись, и подъемный мост опустился, как договорились. Жанне не привыкать вести в атаку даже на более сильного противника. Почему же в тот раз ее сердце сжала когтистая лапа тоски? Она никогда не задумывалась о себе, а тут вдруг отчетливо поняла, что это последний ее бой! Вздохнув: «Так тому и быть», она тронула коня, выезжая на мост. Следом скакал брат Пьер, еще в Реймсе давший слово отцу всегда быть рядом с сестрой, верный д’Олон, капитан Флави и почти сотня солдат гарнизона. Знамя Девы развернулось на ветру, призывая к атаке.
Конечно, отряд в Мариньи не был готов к нападению и уже стал отступать. Теперь его следовало как можно быстрее обезвредить и наступать на Клеруа. И вдруг… Жанна изумилась, увидев, что отряд Флави метнулся обратно к мосту. Чего он испугался, ведь бургундцы Мариньи почти разбиты? Пьер показал рукой на облако пыли со стороны Клеруа, оттуда приближался большой отряд бургундцев, который несколько часов назад спокойно сидел у себя. Как могли бургундцы узнать об атаке на Мариньи и так быстро отреагировать?! Но размышлять некогда, можно оказаться в мешке самим, и Жанна тоже дала команду к отступлению, стараясь, чтобы оно было организованным.
– Не поддавайтесь панике, не бегите! Мы прикроем!
Но худшее было еще впереди, основная масса солдат уже пересекла подъемный мост и достигла стен Компьеня, оставалось только добраться туда самим, как вдруг заскрипели ржавые цепи и… мост начал подниматься! Те, кто оставался на мосту, посыпались в ров, а вот Жанна с соратниками осталась на другом берегу, окруженная все увеличивающейся массой врагов. Она пыталась кричать Пьеру, чтобы уходил, только куда? Их небольшой группе противостояло слишком много бургундцев, чтобы осталась хоть какая-то надежда отбиться или прорваться. Все сопротивлялись до конца, но довольно скоро оказались плененными.
Захватили и Жанну, один из бургундцев уцепился за ее алый плащ и попросту стянул Деву с лошади. Гарнизон Компьеня и даже горожане лишь наблюдали со стен за происходившим. Капитан Флави оправдывался тем, что в случае промедления враги могли бы ворваться в крепость, потому, мол, и пришлось приказать поднять мост. Но почему бы не вывести на подмогу Деве весь гарнизон и ополчение? Этот вопрос остался без ответа.
Вместе с Жанной в плен попали и Пьер с д’Олоном. Девушка усмехнулась: единственные верные ей люди остались с ней до конца. Откуда ей было знать, что испытаний на ее долю выпадет еще столько, что снятие осады Орлеана покажется легкой прогулкой. И в самые тяжелые дни она останется совсем одна.
Жан Люксембургский, к которому привезли плененную Деву, не мог поверить своим глазам. Англичане словно чумы боятся вот этого ребенка?! Стоявшая перед ним девчонка с волосами, как у пажа, в серебристых латах и порванной алой накидке не только не пугала, но и вызывала жалость. Главный капитан герцога распорядился увести ее, но держать в нормальных условиях, хотя и строго охраняя. А в Кудун к Филиппу Бургундскому уже скакал гонец с сообщением о необычной добыче. Немного погодя и саму Деву под усиленной охраной отправили туда, но бургундцы зря опасались попытки освободить Жанну, ни жители Компьеня, ни его гарнизон никаких попыток не предприняли, все словно вычеркнули Деву из списка живущих.
Бургундец сразу встречаться с девчонкой не стал, много чести, но, в свою очередь, сообщил о ее пленении и своим союзникам-англичанам, и своим противникам-французам. Карл сделал вид, что это его не касается, а вот англичане ответили быстро. Но уже на следующий день на пленницу предъявила свои права инквизиция. Герцог неприятно поразился такой поспешности и таким запросам, но спешить с ответом не стал. Он посоветовал Жану Люксембургскому, который формально владел пленницей, отвезти ее подальше от места военных действий и тщательно охранять. Для Жанны начались скитания по замкам. Целых полгода, пока Филипп Бургундский решал, кому же он желает продать Деву, ее то и дело перевозили из одного замка в другой, правда, обращаясь довольно вежливо. Жан Люксембургский словно чувствовал себя виноватым перед этой малышкой. Первые полгода плена были довольно сносными, хотя Жанна все равно дважды пыталась бежать, плен есть плен.
Филиппа Бургундского звали Добрым герцогом и Красивым герцогом. Он был и тем, и другим. Но всегда только для тех, кто ему симпатичен. Красоту Бургундца несколько портило отсутствие волос на лице, потерянных из-за дурной болезни, но глаза, резко очерченные губы, прямой узкий нос, общее выражение лица осталось прежним, Филипп обладал мужской красотой, которую не портят годы. Ну, а доброта проявлялась большей частью к женщинам, неважно, были они благородного происхождения или простушки. В Бургундии по свету ходило немало его детей, рожденных не только тремя женами, но и множеством наложниц или просто красоток, встретившихся на тернистом жизненном пути.
Уже стемнело, можно бы принести свечи, но герцог не давал знак, а потому слуги не торопились, уважая задумчивость своего правителя, а вернее, просто боясь вызвать его недовольство. Дрова в большом камине пока горели ярко, отбрасывая колеблющиеся отсветы на стены, Бургундцу хватало. Он смотрел на пламя и размышлял.
Размышления были вызваны пленением Орлеанской Девы, но в самих его мыслях Дева не присутствовала вообще. Девушка была схвачена неожиданно, и теперь герцог пытался понять, подарок это судьбы или новое испытание.
Отношения во французском королевстве и вокруг него давно завязались в тугой узел, ни развязать, ни разрубить который не удавалось никому. Шаткое равновесие между арманьяками, англичанами и бургундцами не устраивало никого, каждая сторона желала большего, но это было равновесие. У Франции имелись два названных короля – Карл и маленький Генрих, каждого поддерживали свои силы, и каждый пыжился доказать, что он сильнее. Оба были Бургундцу родственниками: Карл – брат жены Мишель, а Генрих – ее же племянник. Мишель любила сестру Екатерину – мать маленького Генриха, и терпеть не могла вялого Карла. Но на родственные чувства герцогу наплевать, он старался соблюсти собственную выгоду в этом противостоянии. Конечно, ни Генрих, ни Карл сами ничего не решали, они были пешками в более сильных руках, и ссориться с этими руками Филипп не собирался.
У него имелась своя мечта. Карл предпочитал юг страны, Генрих, вернее, его английские покровители, запад, а самого Бургундца вполне устраивал восток и север. Это и была его мечта – собственное королевство от Северного моря до Савойи. Он долго не раздумывал, к какой из двух противоборствующих сторон примкнуть, север ему могли дать только англичане. У англичан нужно было дружить с кардиналом Винчестерским, а у французов – с епископом Реймсским. Для такой дружбы у Бургундца были все условия – вовремя постаравшись, он держал и Париж, нужный англичанам, и Реймс, столь необходимый де Шартру. Мечта приобрела не просто конкретные очертания, но и вполне определенные сроки исполнения. Казалось, еще немного, падет Орлеан, и англичане заставят Карла навсегда убраться за Луару и носа оттуда не высовывать. При этом им будет категорически некогда заниматься севером и Нормандия с Пикардией отойдут Бургундцу. Плюс Фландрия, Шампань и его собственные земли, и вот оно, то самое королевство от и до…