А Клеопатра не желала подчиняться римским правилам. Ей можно, она не римлянка, она царица Египта, чужой, загадочной страны…
И временами Кальпурния понимала, чем Клеопатра привлекала Цезаря.
– Скажи, Кальпурния, тебя действительно не беспокоит, что эта… египтянка не только родила от твоего мужа ребенка, но и притащила его в Рим?! Сколько наглости надо иметь, чтобы назвать своего ублюдка Цезаренышем!
Сервилия смотрела на собеседницу и злилась все больше. Ну что за тетеха?! Ведет себя, точно зимняя муха. Неужели она надеется удержать мужа одной лишь жалостью? Когда это Цезарь кого жалел?
Видя, что жена Цезаря не загорается к египетской царице той же ненавистью, какой кипела она сама, Сервилия взмолилась:
– Кальпурния, очнись! Не жди, пока подлая египтянка отберет у тебя мужа!
– А что я должна делать? Умолять Цезаря не встречаться с ней или саму Клеопатру уехать? – Похоже, женщина всетаки размышляла над своим положением. Но что она действительно могла поделать?
– Умолять?! – взвилась Сервилия. – Ты ее уничтожить должна, а не уговаривать!
Прекрасные серые глаза Кальпурнии в ужасе распахнулись:
– Как уничтожить?! Ты говоришь об… убийстве?!
Вторую фразу она произнесла шепотом.
Сервилию точно облили холодной водой, она поняла, что пришла не к той. Эта дуреха не только сама не способна чтото сделать против египетской царицы, но может рассказать мужу. А Сервилия прекрасно помнила, что бывает, когда Цезарю встают поперек дороги, и себе такой участи не желала.
– Да что ты?! Какое убийство! Но ты жена Цезаря или нет?! Как ты можешь молча терпеть, когда твоего мужа увлекает на ложе другая?
Кальпурния не решилась напомнить, что таких других у Цезаря было предостаточно, и сама Сервилия среди них. Собеседница поняла ее без слов, усмехнулась:
– Одно дело, когда римлянина соблазняют римлянки, тем более матроны. А тут…
Жена Цезаря возразила скорчившей презрительную гримасу Сервилии:
– Она тоже царица и к тому же в родстве с Великим Александром…
– Это она тебе сказала? Я интересовалась этим родством. Отец был рожден наложницей, а мать вообще неизвестно кто.
Снаружи послышался шум, это вернулся домой Цезарь.
– Ты видела новые парадные носилки Фульвии? Похоже, она не знает у Марка Антония отказа ни в чем. А ты не собираешься обновить свои? – неожиданно для Кальпурнии вдруг начала тарахтеть гостья.
Вошедший широким шагом Цезарь с усмешкой оглядел атриум и сидевших женщин. Его бровь чуть приподнялась:
– Сервилия, ты здесь? Не знал, что вы дружны с моей женой.
– Мало ли чего ты еще не знаешь, Цезарь! Я как раз говорила Кальпурнии, что ей пора обновить парадные носилки, вон Марк Антоний купил Фульвии новые…
Сервилия могла обмануть или просто заговорить Кальпурнию, но не ее мужа. Цезарь усмехнулся:
– Фульвия достаточно богата, чтобы самой купить себе полРима, а не только носилки. Вы говорили о лектике Фульвии?
– Да! – с энтузиазмом подтвердила гостья.
– Угу, а заодно перемыли косточки Клеопатре…
– Фи! Это ты вечно увлекаешься кем попало и даже кого попало водишь в сенат, а нам ни к чему даже вспоминать о какойто египтянке!
– Смею напомнить, красавица, что я увлекался и тобой тоже, – расхохотался Цезарь. – А этой египтянке отцысенаторы внимали с придыханием и аплодировали стоя.
Конечно, больше всего Сервилии хотелось нагрубить Цезарю, но она не рискнула. И все же огрызнулась:
– Да, Марк рассказывал, что они не могли дождаться, когда эта особа, наконец, покинет Курию, чтобы выйти на воздух и отдышаться от ее сумасшедших запахов.
Если честно, то сын говорил несколько иначе, вернее, совсем не так, но какое значение это имело сейчас?
– Что еще рассказывал Марк?
Увидев, что глаза Цезаря недобро прищурились, и понимая, что это не сулит ничего хорошего, Сервилия замотала головой:
– Это ты спроси у него самого. Мне пора, я и так засиделась. Какнибудь забегу к тебе, Кальпурния, чтобы ты не скучала в одиночестве, пока Цезарь развлекает египетскую царицу.
Глядя вслед уходящей Сервилии, Цезарь покачал головой.
– Она часто бывает у тебя?
– Сегодня впервые.
– Не слушай эту змею, Кальпурния.
Сказать чтото еще Цезарь просто не успел, жена вдруг с мольбой заглянула ему в лицо:
– Ты не бросишь меня, Цезарь?
Что он мог ответить, глядя в ее полные слез глаза? Что давно любит другую? Что Клеопатра и Цезарион для него дороже всех на свете?
Гай Юлий поцеловал жену в лоб:
– Не брошу.
– Ты давно не ночевал дома. Останешься сегодня? – В голосе Кальпурнии слышалась такая надежда, что отказать он просто не смог.
– Останусь.
Отправляя гонца на другой берег Тибра, он написал Клеопатре, что срочные дела вынуждают его остаться в Риме.
Можно обмануть сенат, в конце концов, весь Рим, но не сердце любящей женщины. Глядя на огни Рима на другом берегу Тибра, Клеопатра с горечью усмехнулась:
– Эти срочные дела зовут Кальпурнией…
Хармиона, не выдержав, отозвалась:
– А чего ты ждала? Что стоит тебе приехать в Рим, и он бросит жену?
Глаза Клеопатры, когда обернулась к Хармионе, были полны слез.
– Но ведь он может развестись с Кальпурнией…
Та вздохнула, кто кроме нее скажет царице правду?
– Тебя не слишком привечают на том берегу. Твой въезд в Рим не в счет, это был праздник и радовался народ. А теперь? Ты хочешь, чтобы и у Цезаря случилось так же? Понимаешь, что будет, если он разведется с римской матроной и женится на египтянке, пусть и царице? А что будет в Александрии, когда там узнают, что ты бросила Птолемея и вышла замуж за римлянина? Тебя просто не пустят обратно и никакой Цезарь не поможет.
– Что же делать?
– Не стоило приезжать сюда вообще, я тебя предупреждала.
– Я люблю его.
– Разлюбишь.
– Нет!
Глядя вслед уходившей в свою спальню хозяйке, Хармиона только покачала головой. И в какой недобрый день встретился на ее пути этот старый развратник?! Самой Хармионе с самого начала не нравилась эта связь, душа чувствовала грядущие неприятности. И как теперь быть – непонятно.
– Цезарь…
– Мм…
– Здесь много мошек…
Цезарь скосил глаза на любовницу. Клеопатра лежала в своей любимой позе – на животе, ноги согнуты в коленках, даже в темноте видны болтающиеся пятки, подбородок подперт кулачками (может, поэтому у нее щеки, как у хомячка?). Цезарь, наоборот – на спине, закинув руки за голову. Округлая попка женщины заманчиво выпячивалась.