– Ты знаешь, кто стучит?
– Конечно. Смотрящий все знать должен. Думаешь, просто так шмон устроили? Знали, что я бабки понесу.
– Почему тогда меня почти не обыскивали?
– На зоне много всяких «почему» случается, – Карл зевнул, прикрыв рот ладонью.
– А если бы их нашли у меня?
– Ты бы сказал, чьи хрусты нес?
– Нет.
– Не зарекайся.
Мальтинского догнал страх, которого он почти не испытывал, идя на свиданку. Понял, что и смотрящий, и даже хозяин зоны не всесильны. Какой-нибудь непонятливый дубак мог все испортить, найти недозволенные к проносу деньги. Засветить их прилюдно.
«И отреклись бы от меня все. А потом бы и отыгрались. В лучшем случае пошел бы на лесоповал – баланы катать. В худшем бы нашли бы меня мертвым. Хозяину что? Он бы и с моим компаньоном дела вертел бы, уже крепко спелись».
В глазах Семена Борисовича мелькнула собачья угодливость от страха перед смотрящим. От возможной беды всегда хочется откупиться. Но Карл этого не заметил, он смотрел на тусклую лампочку, забранную в решетчатый проволочный абажур.
– Ты отца пригласил, а мог бы и так устроить, чтобы тебе, как мне, бабу под видом сестры подослали.
– Мог бы. Деньги заплатил и гуляй. Но отца давно не видел.
– Если хочешь, мою «сестру» попользуй. Ей все равно с кем трахаться, – предложил Мальтинский.
Карл перевел взгляд с лампочки на шерстяного.
– Не жалко?
– Не убудет же с нее. Она за это деньги на фирме получает. Забавная баба, многое умеет.
– Подумаю.
Карл задумчиво прикурил новую сигарету от короткого окурка, точным щелчком отправил его в урну. Выпускал дым четкими кольцами, они поднимались к лампочке и там, подхваченные горячим воздухом, размывались.
– Пошли, – произнес смотрящий.
Мальтинский зашел в свою комнату, женщина полулежала на кровати, читала толстый журнал, оторвала взгляд от страницы. Завидев Карла, запахнула халат, наброшенный на голое тело, и дежурно улыбнулась. Семен Борисович выразительно посмотрел на свою подругу, и та все поняла – перед ней человек, которого нужно ублажить, полы халата вновь разошлись, стоило только женщине разжать пальцы.
– Я вас оставлю, – Мальтинский, пятясь, покинул комнату.
Он стоял в коридоре, караулил дверь, прислушивался к звукам, доносившимся из-за нее. И думал о том, что еще совсем недавно не был способен на такое. И уже не знал, на что станет способен, выйдя на волю.
Карл вышел из комнаты. Даже не глянув на Мальтинского, направилась в душевую женщина. А дальше все прошло, как обычно бывало на свиданках. Подруга Мальтинского и словом не вспомнила о том, что произошло, вернувшись из душа, принялась с рвением ублажать его, свежая, пахнущая дорогим мылом.
Все хорошее рано или поздно кончается. Вновь потянулись для Семена Борисовича однообразные дни зоновских будней, но он почувствовал, что стал другим человеком. Сломалось в нем что-то. Сломалось на мелочи. Раньше он ни за что бы не предложил другому женщину, принадлежавшую ему. Пусть купленную, но его. Соломинка ломает спину верблюда, если он нагружен сверх меры. Мальтинский по-прежнему приветствовал Карла, когда тот заходил в шушарку, давал ему почитать журналы, книги, говорили они про искусство и жизнь. Но в душе Семен Борисович уже ненавидел смотрящего. Уважал, но ненавидел. Потому как чувствовал свою перед ним слабость.
Хозяин сдержал свое слово, ускорил освобождение Мальтинского, правда, не совсем так, как тому мечталось. Думал, вначале пойдет на вольное поселение, а там и на условно-досрочное. Подполковник Крапивин распорядился иначе. Вызвал Мальтинского к себе и со строгим лицом сообщил осужденному, что грядет амнистия. Много о ней слухов по зоне ходило. И даже в самых безнадежных осужденных вселяли эти слухи надежду.
Для зэка ложная надежда на освобождение – самое страшное. Лучше точно рассчитать свои силы, знать день, когда распахнутся перед тобой ворота неволи, и не питать иллюзий. Куда страшнее почувствовать, что освобождение близко, а после разочароваться. Не один осужденный уже спекся на этом.
– Ты на поселок не целься, – сказал Крапивин, – если я захочу, то по амнистии выйдешь. Только… – произнес и замолчал.
Порядки в стране круто менялись. Теперь за экономические преступления сажали куда реже. Имея рычаги, можно было повернуть дело так, что свобода становилась для него реальной, лишь бы хозяин захотел, от него многое зависело.
Вот тут Мальтинский и сообразил, что судьба приготовила ему новый сюрприз. Он, затаив дыхание, ждал продолжения. Надежда, вспыхнувшая перед ним, готова была погаснуть. Но ее слабый отблеск еще трепыхался в сознании.
«Нет, никогда не бывает в жизни так, как в мечтах», – подумал осужденный.
– …только сделаешь так. Все мои вложенные деньги из дела выдернешь. И навар отдашь за весь срок, который тебе отсидеть осталось, – тогда на волю по амнистии выйдешь и разбежимся.
Мальтинский умел считать быстро. Получалось, что отдать он должен практически все, что у него было. И отдать наличными, оголив бизнес, загубив дело. И еще он знал, что выбора у него нет. Хозяин властен над ним, пока Мальтинский на зоне. Выйдет, и может послать Крапивина к чертям собачьим. Так что подполковник еще поступал по-человечески. У него тоже не было другого выхода. Не согласиться было нельзя.
– Хорошо, – дрогнувшим голосом произнес шерстяной.
– Тогда пиши заявление на внеочередную свиданку с сестрой и братом. Я с твоим компаньоном сам предварительно переговорю, чтобы приехал.
Та свиданка прошла как в тумане. Мальтинский на коленях умолял компаньона выдернуть деньги из дела, понимая, что сам на его месте не решился бы на такое. Скорее бы в обход приятеля сговорился с хозяином. Он даже не помнил слов, какие говорил, готов был целовать ноги, когда приятель под утро согласился, но предупредил:
– Сделаю, но больше твоей доли в деле нет. И дорогу ко мне забудь.
Мальтинский помнил презрительный взгляд женщины, брошенный на него, жалкого и никчемного. Было в этом взгляде все, что накопилось у нее в душе не только к Мальтинскому, но и ко всем мужчинам, использовавшим ее тело, как им хотелось.
Как уж передал бывший приятель деньги Крапивину, Семен Борисович представления не имел, но передал наверняка. Потому как его освободили по амнистии. Передал он свою шушарку новому нарядчику-сидельцу. Карлу ни о чем говорить не стал. Научила его зона лишний раз душу не открывать. Кому интересны твои беды? У каждого своих хватает.
Вышел Мальтинский на волю без копейки в кармане. Деньги за то время, пока он на зоновском производстве вкалывал, ему выдали. Но что это за деньги – слезы! Все за прошедшие годы инфляция съела. Один раз в ресторан сходить – и то не хватит. Оставалась еще пара-тройка тысяч баксов, которые ему знакомые были должны, – не успели отдать перед посадкой, да небольшая дача под Москвой, записанная на племянника, ее конфисковать не сумели.