Так и получилось. Когда мы появились на виду у зениток, шасси были уже выпущены, и мы, спланировав, сели на аэродром. Теперь уже были видны стоянки с самолетами, укрытыми маскировочными сетями и срубленными ветками. Используя не сильно упавшую скорость, повернул к тому месту, в котором безошибочно опознал штаб полка. Заглушив двигатель, позволил истребителю катиться. От леса к нам бежали люди, некоторые с оружием в руках. На ходу откинув фонарь, отстегнул привязные ремни и, встав, помахал рукой.
Когда ко мне подбежал Никитин, «мессер» уже остановился. Я, хлопнув его по боку, сказал знаменитую фразу:
— Вот, товарищ майор, принимайте аппарат, махнул не глядя.
И непонимающе посмотрел на Никитина, согнувшегося от смеха. Рядом хохотали остальные встречающие. Мне это казалось странным, поэтому я с недоумением посмотрел на командиров.
— Качай его, ребята! — выкрикнул кто-то, и не успел я рта открыть, как меня вытащили из кабины и вместе с парашютом стали подбрасывать в воздух.
О причине такой странной реакции мне позже рассказал Никифоров.
Оказалось, Никитину приснился сон, который он рассказал остальным командирам:
«…Занималась утренняя заря. Командиры обоих полков и Никифоров стояли около блиндажа РП. Курили.
— Ладно, отцы командиры, хватит горевать. Может, вернется еще наш найденыш, — произнес особист, делая вид, что рассматривает порозовевший горизонт. Услышав в ответ сдавленное шипение, он опустил взгляд. Глядя округлившимися глазами ему за спину, майор Запашный тыкал растопыренной ладонью куда-то в небо, будто отгоняя голубей. Никитин молчал, но вид имел не менее потрясенный.
Резко крутанувшись на пятках, политрук развернулся и застыл, выронив папиросу. Над дальним краем аэродрома, освещаемый розоватым светом утренней зари, кружил танк!
— Тэ четвертый, — выдохнул Никифоров. — Ё-о-о-о… Немцы! Десант!
И потащил из кобуры ТТ. А немецкий танк, сделав мертвую петлю, бочку и зайдя на полосу с фирменной суворовской спирали, уже катился через поле прямо к РП, погромыхивая гусеницами и постепенно замедляясь. Наконец в десяти шагах от потрясенных командиров он остановился. Чуть погодя люк на башне откинулся, и показалась чумазая, но довольная физиономия Суворова. Высунувшись по пояс и хлопнув левой рукой по броне, тот устало произнес, глядя в глаза Запашному:
— Товарищ майор, принимайте агрегат, махнул не глядя. — И, помотав головой, добавил: — Но на эту… на это… В общем, на этот утюг я в жизни не сяду! Не разгоняется, вверх не идет, на виражах сыпется…»
Я только тогда понял странную реакцию на мои слова, выразившуюся в форменной истерике у бойцов и командиров. Оказалось, про сон комполка знали уже все.
Кстати, к моему удивлению, игры «махнемся не глядя» в то время не существовало. Я это случайно выяснил. Так что с моей легкой руки сперва по санчасти, а потом уже по полку, дивизии эпидемией пошло новое развлечение. Менялось все. Форма, сапоги, губные гармошки… Один лейтенант в штабе дивизии махнул не глядя «лейку» на трофейный мотоцикл. И опять я виноват! Но по крайней мере теперь все знали, что означают слова «махнем не глядя».
После того как меня перестали кидать в воздух и потребовали рассказа, что с нами случилось, меня перехватил Никифоров и объявил народу, что мы все расскажем позже, а пока отправляемся к нему.
Все летчики, побывавшие в тылу у немцев, проходят через особистов, не обошло это дело и нас. С Карповым было посложнее, все-таки он побывал в плену, но и с ним разобрались. Его даже от полетов не отстранили.
Кстати, мое сообщение, что экипаж Ламова тоже был с нами и перелетел линию фронта на «шторьхе», вызвал бурную реакцию. Немедленно был оповещен штаб дивизии. Как только они сядут, если уже не сели где-нибудь, нам сообщат.
Едва Карпов после стандартного опроса вышел из землянки, Никифоров накинулся на меня. Пришлось поминутно рассказывать, что происходило, как только мы взлетели вчера рано утром с нашего прошлого аэродрома. До последней минуты рассказывать.
Прежде чем начать рассказ, я достал из планшета карту:
— Вот в этом месте я расстрелял три полуторки…
— Подожди-ка, это же наш тыл?! — прервав меня, озадаченно сказал Никифоров.
— Ну да. Так вот те, кто ехал на них, вывесили опознавательные знаки. Немецкие кресты.
— Диверсанты? — нахмурился особист.
— Скорее всего, да…
— И ты их… — показал он рукой пикирование.
— Ну и я их… — кивнув, повторил я жест Никифорова.
— Здесь?
— Да, вот тут.
— Восемнадцать километров от нас. Сколько уцелело?
— Чуть больше десятка. Я на первом заходе из пушки две передние машины в хлам, а пока разворачивался, пока на новую атаку, эти из третьей разбежались. Ну я пару раз кусты из пулеметов прочесал да уцелевшую машину поджег и на аэродром полетел.
— Значит, они без транспорта? — делая пометки на карте, спросил политрук.
— Не думаю, что надолго, — покачал я головой.
Никифоров скривился от моих слов.
— Жди меня тут. Я в штаб, нужно отправить сообщение в особый отдел дивизии.
— Хорошо… Товарищ политрук…
— Да? — с некоторой тревогой спросил меня Никифоров, видимо опасаясь, что я еще сообщу ему что-то не очень приятное.
— Можно поговорить с комиссаром Тарасовым?
— Зачем?
Вздохнув, я довольно сжато рассказал о погибших детях и что бойцы, которые шли по той же дороге, захватили пилотов живыми.
— Где? — спросил особист, снова открыв карту.
— Вот тут.
— Хочешь раздуть это дело? — спросил он у меня.
— Да! — Перед моими глазами до сих пор стояла смазанная картина изломанных детских тел на пыльной дороге.
— Хорошо, жди. Мы подойдем вместе.
Пока Никифоров ходил и передавал сообщения, меня покормили принесенным завтраком.
— Товарищ лейтенант, а вы снова будете выступать? — с жадным любопытством спросила Любаша, раскладывая на столе все, что принесла.
— Разрешат — споем. А что, без меня не пели? Тот же Казаков хорошо поет или…
— Они поют, конечно, хорошо. Но у вас такие тепло-душевные получаются, прям за душу берут. Майю из прачечной помните? Из нового пополнения. Так вот, она консерваторию заканчивала, говорит, у вас талант певца, очень редкий дар исполнять любую песню, как будто она написана для вас. И еще — у вас каждый раз новая песня. Многие специально приходят с тетрадками, записывают. У нас ночью телефон не замолкает — звонят даже из штаба фронта, все тексты песен переписывают. Мне Лешка-телефонист рассказал. Мне вот понравилась про «Вологду». Или вот «Люди встречаются», такая хорошая. А какая сегодня будет? — с детской непосредственностью спросила девушка.