Пирамиды | Страница: 66

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Да, но, – в голосе Сфинкса послышались раздраженные нотки, – я ничего не могу поделать. Больше загадок у меня нет – всегда хватало этой.

– Нужно только изменить ее чуть-чуть, вот и все.

– Как изменить?

– Сделать чуточку более реалистичной.

– Хм-м…

Сфинкс почесал лапой свою гриву.

– Ну ладно, – произнес он нерешительно. – Допустим, я спрошу так: «Что ходит на четырех ногах…»

– Образно выражаясь, – перебил его Теппик.

– «…На четырех ногах, образно выражаясь, – согласился Сфинкс, – примерно…»

– Минут двадцать, мы ведь договорились?

– Прекрасно. «…Образно выражаясь, приблизительно минут двадцать утром, на двух ногах…»

– Думаю, что, говоря «утром», мы несколько сужаем действительное значение, – вмешался Теппик. – Скорее непосредственно после полуночи. Я хочу сказать, что формально это уже утро, но на самом деле это еще глубокая ночь. Тебе так не кажется?

На лице Сфинкса мелькнуло выражение легкой паники.

– А как тебе кажется? – выдавил он.

– Давай посмотрим, что у нас уже получилось, ладно? Итак: «Что, образно выражаясь, ходит на четырех ногах сразу же после полуночи, на двух ногах – большую часть дня…»

– …Без учета несчастных случаев, – услужливо добавил Сфинкс, горя желанием внести свою лепту.

– Ладно, «…на двух ногах, без учета несчастных случаев, по крайней мере до ужина, и на трех ногах…»

– Я видел людей и с двумя костылями, – подсказал Сфинкс.

– Хорошо. Скажем так: «…после которого оно продолжает ходить на двух ногах или с использованием любых искусственных протезов по своему усмотрению».

Сфинкс задумался.

– Да-а… – прорычал он весомо. – Кажется, это охватывает все случаи?

– Ну? – спросил Теппик.

– Что ну?

– И какой же ответ?

Сфинкс устремил на него каменно-неподвижный взгляд и выпустил когти.

– Э нет, – фыркнул он. – Тебе меня не провести. Думаешь, я совсем глупый? Это ты должен сказать мне ответ.

– О, какой коварный удар, – пожаловался небу Теппик.

– Рассчитывал поймать меня? – осведомился Сфинкс.

– Ничего подобного.

– Думал меня запутать, приятель? – усмехнулся Сфинкс.

– А почему бы и нет?

– Ладно, я тебя прощаю. Так какой же все-таки ответ?

Теппик почесал переносицу.

– Ключа я так и не нашел, – признался он. – И все же рискну. Это Человек. Сфинкс сверкнул на него глазами.

– Ты уже бывал здесь? – спросил он тоном общественного обвинителя.

– Нет.

– Значит, подсказал кто-нибудь?

– Кто мог подсказать? Разве хоть одному человеку удалось разгадать загадку?

– Нет!

– Вот видишь. Кто же тогда мог подсказать? Сфинкс принялся раздраженно царапать когтями камень.

– Иди-ка ты свой дорогой, – проворчал он.

– Спасибо, – поблагодарил Теппик.

– Буду признателен, если ты никому не расскажешь о том, что здесь случилось, – холодно произнес Сфинкс. – Не хочу отравлять людям удовольствие.

Встав на камень, Теппик запрыгнул на шею Верблюдка.

– Насчет этого можешь не беспокоиться, – ответил Теппик, пришпоривая верблюда.

Краем глаза он заметил, что губы Сфинкса безмолвно шевелятся, словно он с трудом пытается поймать какую-то мысль.

Не успел Верблюдок проковылять и двадцати ярдов, как сзади послышался оглушительный разгневанный рев. Мигом позабыв про этикет, а именно про то, что сначала должен последовать удар палкой, Верблюдок всеми четырьмя ногами оттолкнулся от земли.

И на этот раз не промахнулся.

* * *

Жрецы окончательно сбились с толку.

И не потому, что боги не слушались их, а потому, что боги их попросту игнорировали.

Боги никогда не отличались послушанием. Требовалось немалое умение, чтобы убедить кого-нибудь из богов Джелибейби послушаться вас, и жрецам приходилось крутиться, как белка в колесе. Так, например, столкнув камень с вершины скалы, вы можете быстренько обратиться к богам с просьбой, чтобы он упал вниз, – и эта просьба будет непременно удовлетворена. Точно так же на богов можно положиться во всем, что касается солнца и звезд. Удовлетворить просьбу о том, чтобы пальма корнями уходила в землю, а кроной – в небо, боги тоже с легкостью соглашаются. В целом, всякий жрец, который уделяет подобным вещам достаточно внимания, может гарантировать практически стопроцентный успех.

Тем не менее одно дело, когда вас игнорируют далекие и незримые боги, и совсем другое – когда же боги разгуливают у всех на виду. Волей неволей почувствуешь себя преглупо.

Почему они не слушаются? – вопрошал верховный жрец Тега, Конеглавого Бога Сельского Хозяйства.

Слезы текли по его лицу. Последний раз видели, как Тег сидел в поле, рвал колоски и тихонько хихикал.

Прочие верховные жрецы чувствовали себя ненамного лучше. Воздух двора стал синим от дыма ритуальных благовоний, а провизии скопилось столько, что можно было накормить несколько голодных островов, но боги продолжали вести себя по-хозяйски, обращаясь с людьми как с букашками.

Скопившиеся под стенами дворца толпы не собирались расходиться. Религия правила Древним Царством почти семь тысяч лет. И каждый жрец с необычайной отчетливостью представлял, что произойдет, если людям хотя бы на минуту придет в голову мысль, что правителя больше нет.

– Итак, Диос, – сказал Куми, – мы обращаемся к тебе. Каково твое слово? Диос сидел на ступенях трона, мрачно уставясь в пол. Боги оказались ослушниками. Он это знал. Он слышал об этом. Но раньше это ровным счетом ничего не значило. Требовалось лишь свершать установленные обряды и давать своевременные ответы. Важны были не боги, а обряды. Ну а боги выступали в роли громкоговорителя – иначе кого слушались бы люди?

Пока он старался сосредоточиться, руки его невольно проделывали движения, предписанные Обрядом Седьмого Часа, следуя приказам нервной системы, неукоснительным и неизменным, как грани кристалла.

– Вы все испробовали? – спросил он.

– Все, что ты нам советовал, о Диос, – ответил Куми.

Он подождал, пока остальные жрецы обратят на них внимание, и уже громче продолжил:

– Будь царь здесь, он вступился бы за нас.

Куми перехватил взгляд жрицы Сардук. Он не обсуждал с ней сложившееся положение – да и что, собственно, обсуждать? Но у него было ощущение, что она ему сочувствует. Она сильно недолюбливала Диоса, однако не испытывала перед ним такого благоговейного трепета, как все прочие.