Но единственным ответом ему послужил топот сотен пар ног.
Шарфи прищурился, глядя на горизонт.
— Сюда идут, Анфен, — обеспокоенно произнес он. — Взгляни! Видишь, там, впереди? Их очень много. Сложно разглядеть отсюда, но мне думается, у многих есть оружие. Нам нужно спрятаться.
Хрусть, хрусть — шуршали по ломкой земле шаги предводителя.
— Послушай-ка, ты можешь запросто топать дальше и столкнуться с ними нос к носу. Я лично предпочитаю пересидеть.
Ему показалось, что из-под странных доспехов Анфена, надетых под плащом, выскользнуло облачко жара. Неожиданно они вновь оказались в сумеречном месте, где не было ни прошлого, ни настоящего, ничего живого. В тиши жили только они, и не было никаких путей, кроме Великой Разделительной Дороги, ни врагов, ни друзей, ни домов, ни пристанищ, только трава, деревья, холмы и далекие горы.
И красивые, похожие на бриллианты кристаллы, повисшие в воздухе. Уже не впервые Шарфи обращал на них внимание, хотя раньше ни разу не видел такого изобилия. Он не имел ни малейшего понятия о том, что это такое, но руки чесались прикарманить хоть один. Вдали виднелся огромный кристалл, здоровый, как дом, паривший высоко в небе.
— А это что такое? — спросил он, указывая на свою находку. Анфен ничего не ответил. — Некоторые готовы были бы заплатить целое состояние, чтобы завладеть одной из этих сияющих штучек, зуб даю. К тому же, похоже, они наполнены магией. Мы могли бы получить много чешуек или золота. — Этот не слишком тонкий намек, видимо, тоже прошел незамеченным. — Проклятье, Анфен! Я ведь не получу никакой платы за то, что сейчас топаю за тобой! Тебе не кажется, что за свои усилия я мог бы кое-что приобрести? Смотри, какая россыпь блестяшек вон там! Если взберемся повыше, сможем зацепить немного маленьких. Спорить готов, я достану их палкой подлиннее. Сшибем их с воздуха и…
Анфен остановился, повернулся к Шарфи, и тот поразился, какое величественное и благородное у него было выражение лица. А затем знакомый голос тихо произнес:
— Если попытаешься хотя бы притронуться к ним… если осмелишься к ним приблизиться… я тебя убью.
С этими словами Анфен развернулся и двинулся дальше.
Шарфи очень хотелось бы разозлиться. Впервые Анфен угрожал ему. За все время их знакомства. Однако в его голосе была такая властная сила, что Шарфи не мог не почувствовать: сказанное вполне справедливо, как будто ему просто передали некий высший указ. И, как покорный пес, он снова последовал за хозяином, цепляясь за остатки своей гордости, пока птичье пение не разломило кокон сонного молчания, пока не спала эта маска тишины.
Деревня, к которой вывел Анфен, была заброшена, но не больше нескольких лет, рассудил Шарфи, поскольку здания — хотя очевидно покинутые жителями — еще были в весьма неплохом состоянии и некоторые из них можно было бы починить всего за неделю, вздумай они задержаться здесь. К югу виднелись стены Эльвури, полуразрушенные, выделявшиеся на горизонте огромными клыками. Они зашли даже дальше на север, чем Шарфи предполагал, и находились теперь на территории Выровненных городов. Анфен отстегнул меч от пояса, бросил его на землю и отошел.
Шарфи поспешно поднял оружие, гадая, почему оно упало почти беззвучно. С тех пор как он впервые увидел его той ночью, когда странный свет, казалось, исходил от его поверхности, ему не терпелось исследовать лезвие, однако он боялся попросить. Теперь же Шарфи трепетно потащил рукоять на себя — и с удивлением обнаружил, что в ножнах лежала только она. Клинка не было. Он вернул изящную крестовину на место и бережно положил ножны.
Анфен, шатаясь, прошел вдоль небольшого поля, на котором росли овощи, безуспешно борясь с сорняками. Казалось, он ищет что-то в высокой сочной траве. Наконец бывший разбойник упал на колени.
— Это мои, Шарфи, — хрипло произнес он.
Воин подошел к нему, молча ожидая продолжения.
Анфен начал руками выдирать траву, царапая землю. Он действовал с лихорадочной скоростью. Шарфи опустился было на колени, чтобы помочь, но Анфен только яростно прорычал:
— Назад!
В его голосе было столько неприкрытой злобы и свирепости, что Шарфи счел за лучшее не спорить, испугавшись, что Анфен, чего доброго, его укусит. Поэтому он встал чуть поодаль, наблюдая. Через полчаса руки Анфена были по локоть в грязи, ногти обломаны. Он тяжело дышал — почти по-собачьи. И, как пес, выкапывал похороненные кости. Все явно когда-то принадлежали людям.
— Это мои, — повторил он. — Мои кости. Я сам их сделал. — Медленно, бережно и нежно его руки очищали находки от грязи.
Шарфи, хотя и повидавший в своей жизни вещи пострашнее, был весьма встревожен.
— Твоим костям надо отдохнуть. Пойдем хоть немного посидим под крышей. Эти хижины вполне сгодятся. Там никого нет.
Словно не услышав этих слов, Анфен продолжал вытягивать кости из разрытого хранилища, одну за другой. Ребра, позвоночник, кисти рук, стопы. Вытащив наконец все, он любовно разложил их на траве поблизости. Затем нежно вытер грязь с черепов и еще долго приглядывался к ним, словно желая убедиться, что поставил их на место к подходящим скелетам.
— Они ничего мне не должны, — плача, произнес Анфен. — Ничего. Они не простили меня. Но я все равно попрошу их ответить.
— Кости не могут говорить.
Смех Анфена больше походил на кашель умирающего. Он собрал девять тел целиком, если не считать, что у одного не было ноги, а у нескольких других — мелочей типа фаланг пальцев. Несколько черепов оказались проломленными. Анфен сидел среди них склонив голову, не шевелясь, бормоча что-то себе под нос и плача.
Шарфи почувствовал глубочайшее отвращение. Он нашел съедобные корни и немного фруктов и провел ночь, ворочаясь на голом полу в заброшенном доме, подложив под голову рюкзак вместо подушки. То и дело он просыпался от рыданий Анфена. К утру Шарфи настолько устал от этого спектакля, что решил рискнуть и двинуться обратно, и не важно, вражеская это территория или нет.
Приближался рассвет, а Анфен все так же сидел среди костей, баюкая в руках маленький череп. Шарфи двинулся в путь не попрощавшись и тут же почувствовал себя куда лучше. Вокруг росли тонкие изогнутые деревья с бледными листьями в форме полумесяца. В царящей вокруг тишине его шаги по хрупкой, ломкой земле звучали особенно громко.
На фермах рабов он видел сломавшихся людей — от горя, голода, боли или страха. Но он ни разу еще не видел, чтобы человек делал это намеренно — пройти столько миль пешком только для того, чтобы потерять разум, катаясь среди чужих останков, свидетельствующих о его собственной потерянной жизни. Разумеется, он понял, откуда Анфен знал о лежащих в земле костях — он должен был зарыть их там собственными руками. Но что с того? К этому времени он успел убить куда больше врагов, чем невинных людей.
Задумавшись, Шарфи едва не вывихнул лодыжку, споткнувшись о сломанную ветку, и сердито отбросил ее пинком. Но, внезапно разгневавшись, несколько минут остервенело бил валявшиеся здесь же другие сучки, изрыгая проклятия, выплевывая ярость и негодование, копившиеся на протяжении долгих дней похода. Только потом он вгляделся в землю и увидел, что она была испещрена знакомыми следами от четырехгранных шипов.