Среди сражавшихся с разбойниками выделялись двое англичан в красной униформе с золотыми эполетами; при них было десять-двенадцать человек сопровождения, так же, как люди Рене, вооруженных лишь пиками.
У разбойников же, напротив, было несколько плохих ружей, и каждая из трех лодок несла по дюжине мужчин.
Когда Рене выехал к реке, две лодки норовили взять на абордаж барку путешественников, а из третьей выбрасывали в реку парочку мертвецов.
Очевидно было, что вооружение англичан гораздо лучше разбойничьего, но столь же ясно было и то, что без посторонней помощи оба офицера и их эскорт будут раздавлены многочисленным врагом.
— Мужайтесь, капитан, — крикнул Рене на своем великолепном английском. — Гребите в нашу сторону. Любой, кто прицелится в вас, — мертвец!
Прозвучали два выстрела, и два разбойника упали. Рене передал ружье Франсуа и взял другое — еще два разбойника свалились в реку.
— Гляди-ка, — сказал Рене Франсуа, доставая из-за пояса пистолет.
Разбойничья лодка вплотную подошла к той, которой управлял английский офицер, и один из разбойников собирался перепрыгнуть на барку англичан. Пистолетный выстрел отправил наглеца в реку.
Англичане, увидев подоспевшую подмогу, которая так рьяно взялась за дело, разрядили двустволки, и еще трое разбойников пали замертво.
Тем временем слон придумал, что предпринять. Он спустился в реку, не обращая внимания на погонщика и шестерых человек, которых нес. И, так как река была неглубокой, наступил на одну из разбойничьих лодок и потопил ее. Затем, по мере того как гребцы выбирались на поверхность, слон ударами хобота сбивал их туда, где люди из эскорта приканчивали злодеев ударами копий.
Появление такого подкрепления вернуло англичанам храбрость, которой они чуть было не лишились, офицеры возобновили огонь, и, поскольку находились бок о бок с разбойниками, каждый выстрел был смертелен. В течение десяти минут нападавшие, которых уничтожали Рене и Франсуа, оглушал слон и закалывал пиками эскорт, потеряли половину людей и вынуждены были защищаться.
Вожак собирался выкрикнуть команду, но упал мертвым, едва слова вырвались из глотки. Приказ выдал его Рене, и пистолетный выстрел молодого человека свершил правосудие.
С этого момента разбойники бежали в смятении, очередные выстрелы вырывали из рядов новые жертвы. Барка англичан подошла к берегу, офицер спрыгнул на землю, где его и встретил Рене:
— Сударь, я в отчаянии; что никто не может представить нас друг другу.
— Вы представились наилучшим образом, сэр, — ответил англичанин, пожимая руку, — посему оставим церемонии. Сейчас мне бы хотелось узнать, где мы находимся? Как далеко отсюда Рангун Хауз, куда мы держим путь?
— До земель виконта де Сент-Эрмина около трех лье и меньше четверти лье до нашего каравана, который я покинул, услышав ваши выстрелы. Если вы захотите присоединиться и завершить путешествие по суше, я могу выделить на ваш выбор лошадь или слона. Мы тоже держим путь в поместье виконта.
— Я возьму лошадь, это менее высокопарно, и хочу добавить, что бесконечно счастлив встретить в пяти тысячах лье от моей страны такого храброго и меткого соотечественника.
Рене, улыбнувшись офицерской ошибке, предоставил ему лошадь и крикнул Франсуа:
— Франсуа, позаботьтесь о моем оружии и нагоняйте нас на слоне.
Затем он вскочил на вторую лошадь, салютовав англичанину, указал направление и пустился в галоп. Менее пяти минут понадобилось ему, чтобы достичь разоренной деревни и обнаружить караван и стоянку неизменными, без происшествий, такими, как их оставил.
Единственным новшеством была обеспокоенная Жанна, которая не вынесла неизвестности и спустилась с сестрой из паланкина. Обе девушки, заслышав топот копыт, сделали несколько шагов навстречу всадникам.
В мгновение ока оказавшись на ногах с элегантностью безупречного наездника, Рене взял руку английского офицера и подвел его к мадемуазель де Сент-Эрмин:
— Мисс Элен, — заявил он, — я имею честь представить вам сэра Джеймса Асплея. — И затем, повернувшись к англичанину: — Сэр Джеймс Асплей, имею честь представить вам мисс Элен де Сент-Эрмин и мисс Жанну, ее сестру.
Затем, оставив всех, как всегда, ошеломленными, отошел на несколько шагов, чтобы ничем не потревожить первые мгновения счастливого воссоединения.
Жанна наградила Рене неописуемым взглядом, в котором остатки страха смешивались с выражением нежнейшей любви, и подошла к сестре.
Милое создание, которое еще находило силы повелевать словами, уже не было властно ни над сердцем, ни над взглядами.
Через десять минут, в течение которых Рене батистовым платком приводил в порядок оружие, сэр Джеймс пришел к нему и поклонился:
— Сударь, — произнес он, — я пока не знаю всех обязательств, которые у меня есть перед вами: мадемуазель Элен поведает о них; а сейчас она просит передать, что не желает долее пребывать без вашего общества.
Рене присоединился к девушкам, а через два часа, в сгущающихся сумерках, под приветственный лай собачьей своры, караван прибыл во владения виконта де Сент-Эрмина.
Рене, понимая, каким печальным для сестер было бы присутствие отцовского гроба в трехдневном путешествии, позаботился, чтобы часть эскорта препроводила останки виконта на Землю бетеля через три дня после живых.
Часа через полтора показалась утоптанная многими ногами дорога. Внимательный наблюдатель, кроме человеческих, мог обнаружить следы слонов, буйволов и лошадей. Пройдя через перекидной мост, дорога заканчивалась у тяжелого частокола с воротами. За кольями маячили силуэты нескольких домиков, словно спутники окружавших большой дом в центре, должно быть, жилище хозяина этой небольшой, но многолюдной деревушки. На псарне поднялся большой переполох, когда Рене достал из паланкина охотничий рог и с мастерством истинного охотника на лис протрубил сигнал прибытия.
Сэр Джеймс вздрогнул: с тех пор, как он покинул Англию, никогда он не слышал столь звонкого и призывного сигнала рога.
Ни собаки, ни жители деревни, за исключением ее основателя, не имели представления о природе взорвавшего ночную тишину звука, который обычно раздается лишь при появлении рыжего зверя. Все они разом выскочили на улицу: первые, отвязанные на ночь, — со своих излюбленных лежбищ, а последние, завершавшие день, — из-за семейных столов.
Весь дом, казалось, пришел в движение. Двери открылись, распахнулись со скрипом окна, и показалась целая дюжина всевозможной прислуги — негры, индусы, китайцы, держа в руках горящие смоляные факелы. Впереди выступал старик лет шестидесяти восьми — семидесяти, насколько позволял разглядеть свет его факела. У него были длинные белые волосы и такая же белая борода, которые, без сомнения, не видели ножниц с тех пор, как их владелец оказался в Индии. Еще подвижные черные глаза живо блестели из-под густых серебристых бровей.