— Приветствую странников, пожелавших просить меня о гостеприимстве. Но мы вовсе не во Франции, и да позволено мне будет спросить, кто они, прежде чем я отворю двери дома, который мне не принадлежит.
— Моему отцу было бы уместнее ответить вам, — произнесла Элен, — но губы его навеки сомкнула смерть, поэтому от его имени отвечу я: благослови Бог, Гийом Реми, тебя и твое семейство.
— О-о! Хвала Небесам! — воскликнул добродушный старик. — Случилось! Моего покойного хозяина заменят молодые барышни, которых я столько ждал и отчаялся увидеться с ними до моей кончины!
— Да, Реми, это мы, — в один голос ответили обе девушки.
— Открывай, Реми, открывай скорее, — прибавила Элен, — мы очень устали после трех дней пути, и с нами еще постояльцы для тебя, которые, возможно, устали еще больше нас и держатся только своей стойкостью и самоотверженностью.
Старик подбежал к двери, крича на ходу:
— Ко мне, Жюль! Сюда Бернар! Открывайте почтенным сеньорам, которые приехали к нам.
Двое высоченных молодцов устремились к двери, а старик тем временем продолжал кричать:
— Адда, позови Пятницу, пусть зажжет печи, и скажи Воскресенью, пусть свернет головы двум самым большим птицам во дворе. Есть у тебя чем подкрепиться, Бернар? А у тебя в столовой, Жюль?
— О, будьте покойны, отец, — ответили ему те, — мы можем накормить целый полк, а здесь даже роты не наберется.
Молодые люди спрыгнули со своих коней и помогли Элен и Жанне спуститься со слонов.
— Иисус! — воскликнул Реми, увидев девушек. — Чудесные дети! И как звучат ваши земные имена, ангелы мои небесные?
Элен и Жанна представились одна за другой.
— Мадемуазель Элен, — сказал старик, — вы похожи на виконта, своего отца; а вы, мадемуазель Жанна, вы — точная копия вашей матушки. Ах, мои милые сеньоры, — продолжал старик, сделав движение головой и смахнув слезы, дрожавшие на ресницах, — я больше не увижу вас! Больше не увижу вас! Больше не увижу! Но на этом все не кончается, — воспрянул он, — умершие, как бы сильно мы ни любили их при жизни, не должны заставлять нас забывать о живых. Нас предупреждали о вашем приезде. Однажды мы увидели то, что уже никогда не повторится. Это был почтальон из Пегу со своими колокольчиками; он принес письмо от вашего отца, дорогие мои дети! В нем ваш отец сообщал мне о своем скором приезде и о вашем тоже. На конверте он написал: «Сто франков тому, кто доставит». Я дал ему двести франков за письмо: сотню из денег вашего отца и сто от себя, настолько меня обрадовала весть, которую он принес. Вы найдете свои комнаты готовыми к приему, они вас ждут сегодня так же, как ждали полгода назад. Пока их никто не занимал, в моем сердце царила пустота. А сейчас, храни вас Господь, пустота отступила!
Старик со шляпой в руке возглавил процессию в сторону большого дома, окна которого были распахнуты. Он вошел в большую столовую, внутри отделанную золоченой лепниной, изображавшей акации и эбеновые деревья. Циновки тончайшей работы, сплетенные чернокожими обитательницами дома, устилали пол. Стол покрывали льняная скатерть и такие же салфетки, хранившие цвет некрашеного холщового полотна; на них падали блики от сервиза из хрупкого, ярчайших цветов фарфора, купленного в королевстве Сиам. Ложки и вилки были вырезаны из дерева, которое по прочности не уступало металлу. Английские ножи из Калькутты дополняли сервиз.
Невозможно объяснить, что заставило столь терпеливо и ревностно собирать такое множество различных вещей в этой пустыне. Но какая расточительность! И сколько любомудрия проявил собиратель!
Все остальное движимое имущество — кровати, посуда, шторы — было английского производства и привезено из Калькутты. С этой целью сыновья управляющего предприняли два путешествия в Индию, по ближней стороне Ганга; зафрахтовав два корабля, они забили их не только всем необходимым для жизни, но отчасти и роскошью, и свезли все это в дом, которое теперь называли «большим».
Гийом Реми был плотником, а своих сыновей он заставил освоить разные профессии: один стал столяром, второй — слесарем, а третий — земледельцем. Последнего, с которым мы еще не успели познакомиться, звали Жюстин, сейчас он сидел в засаде и подстерегал тигра. Тигр загрыз одного из буйволов Жюстина; у зверя не было времени сразу съесть свою жертву целиком. Но рано или поздно он должен был к ней вернуться.
Жюстин был не только земледельцем, но и охотником и обеспечивал дом дичью; вообще, случись такая необходимость, все трое могли стать если не охотниками, то солдатами точно: в любой точке земли их сочли бы превосходными стрелками.
С тех пор как Реми получил письмо о возвращении виконта и его двух дочерей, стол был всегда накрыт и все приготовлено так, чтобы виконт и девушки, в какое бы время дня или ночи ни приехали, могли убедиться, что дома их ждали. Стеклянную посуду без конца мыли, а с фарфора вытирали пыль.
Адде было поручено проводить девушек в их комнату. Всю дорогу они не переставая удивлялись: ожидали увидеть жалкую земляную или соломенную лачужку, а вместо этого нашли дом, в котором до такой степени присутствовало все нужное, что оно больше смахивало на лишнее.
Мужчин в их покои проводили Жюль с Бернаром.
Жюль, учившийся своему ремеслу в Калькутте и знавший английский, был предоставлен капитану. Бернар, не знавший других языков, кроме французского и нескольких наречий острова Суматра и Малайского полуострова, поступил в распоряжение Рене.
Поймите нас правильно: когда мы говорим «был предоставлен» или «поступил в распоряжение», не стоит думать, что речь идет о роли слуги; в сыновьях управляющего, знавших себе цену, жило прирожденное достоинство, позволявшее им принимать гостей с теплотой и гостеприимством хозяев, но исключавшее заискивание и раболепие слуг. В первый же вечер знакомства Рене и Бернар стали добрыми товарищами. Англичанину же, человеку более высокомерному, некоторое время приходилось привыкать к равным правам с Жюлем.
Спустя полчаса гостям объявили, что для них подан ужин. Путешественники проследовали в большую столовую и заметили, что было накрыто только на четверых. Старик, два его сына и дочь остались стоять у стены.
— Адда, — произнесла своим мягким голосом Элен, — не считая того вашего брата, который сейчас на охоте, на этом столе не хватает посуды еще на четверых.
Девушка с изумлением взглянула на Элен:
— Я не понимаю, мадемуазель.
— Во-первых, для вашего отца, который сядет между мною и сестрой, — почти повелительным тоном начала Элен, — затем для вас, между этими двумя господами; еще двое ваших братьев разместятся справа от меня и слева от Жанны, и, наконец, пятое место — для третьего вашего брата, который сейчас устраивает засаду дикому зверю. Я полагаю, господин Рене не стал бы мне возражать, скажи я, что он едва ли рассердится, увидев своего друга Франсуа садящим с ним за одним столом; сегодня Франсуа запросто убил тигра, словно старый опытный охотник, и нисколько не возгордился, а человеку, убившему тигра, на мой взгляд, позволено сидеть за любым столом, хоть с самим императором.