— Но, мадемуазель, — возразил было старик, — зачем вы хотите сократить расстояние, существующее между слугами и господами? Вы отлично могли бы отдавать распоряжения, а уж мы всегда будем выполнять их.
— Друзья мои, — сказала Элен, — среди нас нет ни господ, ни слуг, по крайней мере так мне раз двадцать наказывал отец. Когда мы попросили вашего гостеприимства, вы покинули свою трапезу, вы приняли нас, нам этого вполне достаточно. Мы не хотим что-либо менять ни в вашем распорядке, ни в обычаях, но окажите нам честь в этот вечер, отужинайте вместе с нами.
— Раз так хочет барышня, подчинимся, Адда, — сказал Реми.
И он забил в тамтам, огромный барабан, предназначенный для вызова слуг: спустя мгновение появились четверо негров.
— Приказывайте, — обратился Реми к Элен.
Элен распорядилась добавить пять приборов, указав, куда их расставить.
Две сестры подвинули свои стулья, и старик разместился между ними; его двое сыновей заняли места: один — справа от Элен, второй — слева от Жанны, а Рене, галантный, как и подобает французу, пододвинул стул для Адды. Затем был вызван Франсуа, который поначалу церемонился, а потом, поняв, что оснований упрямиться нет, храбро занял свое место напротив пустующего стула, предназначенного охотнику. Тут же все внимание за столом оказалось приковано к Адде, красота которой была причиной невольных возгласов восхищения даже у двоих французов.
Адда была индийской Венерой: огромные темные, правильно расположенные глаза, слегка темная кожа, гладкие и черные, словно перья у ворона, волосы, атласно-вишневые губы, зубы, отливающие жемчугом, а руки и ноги послужили бы превосходной натурой для скульптора. Она была одета в бенгальское сари, легкие складки которого никогда не обманывали взгляд, как это обычно для европейской одежды. Это было одно из тех одеяний, словно накинутых скульптором на мраморное изваяние: оно выдавало все тайны любви, наивно доверенные ему целомудрием. Грация Адды была той, что свойственна больше диким животным, нежели женщинам. Было в ней что-то и от лебедя, и от газели, и вместе с тем ее природа и дух были совершенно французскими — восхитительный цветок, распустившийся в результате смешения двух рас. Никому и в голову не приходило отпускать комплименты ее красоте — ею просто любовались.
Четверо негров убрали первые блюда, и в этот момент поднялся все тот же громкий лай, который ранее приветствовал приход странников. Все на мгновенье замерли.
— Не обращайте внимания, это вернулся Жюстин.
Лай собак становился все яростнее. Двое братьев кивнули друг другу.
— Он убил тигра? — спросил Рене.
— Да, — ответил Реми, — и, должно быть, принес его шкуру, что и вызвало ярость у собак.
В следующее мгновение дверь в столовую открылась, и старший из трех братьев, красивый юноша с геркулесовой статью, светло-рыжими волосами и такой же бородой, ступил на порог. По старому галльскому обычаю он был одет в рубашку до колен, перехваченную по талии поясом. Юношу увенчивала, если можно так выразиться, шапка из тигриной головы. С тигриными лапами, скрещенными на груди, он был похож на античного военачальника, подобного тем, которых изображал Лебрен в сценах сражений Александра Великого.
Его появление было столь странным, на его челе, запачканном кровью дикого зверя, было запечатлено такое дикое величие, что каждый приветствовал его стоя. Но он, поздоровавшись со всеми с порога, направился вправо, по направлению к Элен. Опустившись перед ней на одно колено, он произнес:
— Мадемуазель, соблаговолите принять под ноги этот ковер. Хотел бы я, чтобы он был более достоин вас.
В 1780 году, примерно за двадцать пять лет до описываемых событий, виконту де Сент-Эрмину, капитану судна «Победа», была поручена в интересах короля особая миссия в Пегу, получившему независимость от императора из Авы. Задача состояла в том, чтобы выбрать на побережье Бенгальского залива, на западном берегу нового королевства, семь или восемь лье земли между рекой Метра и морем и основать на них французскую колонию. Король Людовик XVI взамен предлагал новому королевству помощь деньгами, вооружением и даже французскими инженерами.
Нового короля звали Мендерадже-Прау. Будучи человеком умным, он согласился и, желая выказать свою преданность Франции и уважение к Сент-Эрмину, предложил ему самому по своему вкусу выбрать на бескрайних необитаемых пространствах королевства участок земли под французское торговое поселение. На борту «Победы» находился плотник, человек весьма неглупый, сын одного из преданных слуг отца виконта. Плотника звали Реми; единственной из книг, которую он прочел за всю свою жизнь, и не только прочел, но и без конца перечитывал, была книга о Робинзоне Крузо. Чтение ее настолько увлекало беднягу, что каждый раз, когда корабль приставал к какому-либо пустынному острову, приглянувшемуся Реми, он начинал молить виконта позволить ему взять свой плотничий инструмент, ружье, запастись порохом и пулями, сойти на остров и жить здесь в одиночестве, в чем, как он считал, и было его предназначение.
Сент-Эрмин был не слишком удачлив. Ему было известно о богатстве земель здешнего королевства, и он решил пуститься в путь искать подходящую землю. С другой стороны, более удачного места для воплощения в жизнь вожделений Реми трудно было и представить.
Надо думать, он проделал тот же путь, который, как мы видим, преодолели через семнадцать лет его дочери — одна из них в то время еще не успела родиться [48] , и прибыл туда, где находимся мы в своем повествовании в начале 1805 года, — в местность под названием Земля бетеля.
Она была чудесной — виконт сразу оценил все ее достоинства. По реке Пегу можно было добраться до Рангуна и Сириама, а по реке Ситаун — до архипелага Мергуи, по реке Табалуайн — до Мартабана и любой точки западного побережья Сиама. Ландшафт казался укрепленным самой природой. Это был полуостров, почти полностью отрезанный притоками и рукавами Ситауна, и только какая-то сотня метров соединяла его с остальной сушей. Несомненно, эта земля когда-то была предметом агрономических опытов: бетель, издревле выращиваемый, никогда в диком состоянии в Индии не рос, а здесь его можно было встретить на каждом шагу — верный признак существования старых и давно заброшенных посадок.
Сент-Эрмин остановил выбор на этом местечке. Полуостров имел около двух лье в длину и половину, а может, всего четверть лье, в ширину. Сент-Эрмин составил с помощью своих приборов подробный и очень точный план местности и отослал его королю Пегу, добавив, что если тот действительно желает сделать для него что-нибудь доброе, как говорил, он может исполнить свое желание, подарив Сент-Эрмину клочок земли, изображенный на этой бумаге.
Этот рисунок занимал так мало места, как на бумаге, так и на карте королевства, что король не усмотрел никаких препятствий для удовлетворения просьбы Сент-Эрмина. Он тут же признал концессию, скрепил ее своей королевской печатью, и виконт де Сент-Эрмин стал владельцем трех лье земли королевства Его Могущества Мендерадже-Прау.