«Я сделала это ради тебя, Эдди, — думала она, входя в больницу с высоко поднятой головой. — Я знаю, вначале ты, возможно, почувствуешь разочарование, и это естественно. Но родители всегда знают, что лучше для их детей; Бог создал родителей прежде всего для того, чтобы направлять, воспитывать… и оберегать. Пережив первичное разочарование, ты поймешь». И если она испытывала в тот момент облегчение, то лишь потому, что старалась ради Эдди, а не себя. А что еще можно испытывать, как не облегчение, спасая сына от дурной компании.
Да только теперь, когда она смотрела на лицо Эдди, облегчение омрачила нарастающая тревога. Он не спал, хотя она на это рассчитывала. Вместо того чтобы проснуться при ней от тяжелого, обеспеченного сильными болеутоляющими сна вялым, туго соображающим, психологически уязвимым, он смотрел на нее цепко и настороженно, а ведь обычно Эдди отличал мягкий и робкий взгляд. Как и Бен Хэнском (хотя Соня этого не знала), Эдди относился к тем мальчикам, которые могли быстро взглянуть на лицо, чтобы узнать эмоциональный настрой собеседника, и тут же отводили глаза. Но теперь Эдди смотрел на нее в упор («Может, сказывается действие лекарств, — подумала она. — Конечно же, это лекарства. Мне нужно переговорить с доктором Хэндором насчет лекарств, которые здесь ему дают»), и именно она почувствовала желание отвести взгляд. «Судя по его виду, он ждал меня», — подумала она, и ей бы порадоваться от этой мысли — мальчик, ждущий свою мать, что может быть приятнее взгляду Господа…
— Ты прогнала моих друзей. — Голос звучал бесстрастно, в нем не слышалось ни сомнения, ни вопроса.
Она дернулась, будто ее уличили в чем-то предосудительном, и, конечно же, первой в голове сверкнула виноватая мысль: «Как он узнал? Не может он этого знать!» — но тут же она рассердилась на себя (и на него) за подобные чувства. Улыбнулась ему.
— Как мы сегодня себя чувствуем, Эдди?
Да, она отреагировала правильно. Кто-то, какая-нибудь девица, добровольно выполняющая обязанности медсестры, или даже вчерашняя некомпетентная и враждебная медсестра, сболтнул лишнее. Кто-то.
— Как мы себя чувствуем? — спросила снова, когда Эдди не ответил. Подумала, что он ее не услышал. Ни в одной из медицинских книг и журналов она не читала, что перелом руки может отразиться на слухе, но предположила, что такое возможно, возможно все.
Эдди по-прежнему ей не отвечал.
Она приблизилась к кровати, ненавидя себя за нарастающую нерешительность, даже робость, не доверяя этому чувству, потому что никогда раньше не испытывала ни нерешительности, ни робости в отношениях с Эдди. Ощущала она и злость, но это чувство только нарождалось. Да какое право имел он приводить ее в такое состояние, после того, сколько она для него сделала, стольким пожертвовала ради него.
— Я говорила с доктором Хэндором, он уверяет, что ты будешь совершенно здоров, — бодро затараторила Соня, садясь на стоящий у кровати деревянный стул с прямой спинкой. — Разумеется, если возникнет самая незначительная проблема, мы поедем к специалисту в Портленд. В Бостон, если потребуется. — Она улыбнулась, будто облагодетельствовав его.
Эдди в ответ не улыбнулся. И продолжал молчать.
— Эдди, ты меня слышишь?
— Ты прогнала моих друзей, — повторил он.
— Да, — ответила она, перестав притворяться, но больше ничего не сказала. В молчанку могли играть двое. Просто смотрела на него и улыбалась.
Но случилось странное; ужасное, если на то пошло. Глаза Эдди… начали каким-то образом увеличиваться в размерах. Серые крапинки на его радужках вроде бы задвигались, как бегущие грозовые облака. И внезапно она поняла, что он не обижен на нее, не дуется или что-то из этой оперы. Он в ярости… и вот тут Соня испугалась, почувствовав, что в палате в этот момент находится нечто большее, чем ее сын. Она опустила глаза, раскрыла сумочку, начала рыться в ней в поисках бумажной салфетки.
— Да, я их прогнала. — Она обнаружила, что голос у нее остается ровным и достаточно уверенным… если ей нет необходимости смотреть на сына. — У тебя серьезная травма, Эдди. Пока тебе не нужны никакие посетители, кроме твоей мамочки, и тем более тебе не нужны такие посетители. Если бы не они, ты бы сейчас сидел дома и смотрел телевизор или строил в гараже автомобиль для Мыльничной гонки. [295]
Эдди мечтал построить гоночный автомобиль и отправиться с ним в Бангор. Призом для победителя служила полностью оплаченная поездка в Акрон, штат Огайо, на Национальное мыльничное дерби. Соня не рубила под корень эту мечту, пока ей казалось, что создание гоночного автомобиля из ящиков для апельсинов и колес от детского возка «Чу-Чу флайер» [296] остается только мечтой. Конечно же, она никогда не позволила бы Эдди рисковать жизнью, участвуя в гонке на таком опасном транспортном средстве, ни в Дерри, ни в Бангоре, ни — особенно — в Акроне, куда, как сообщил Эдди, добираться пришлось бы на самолете, а там его ждал самоубийственный спуск по крутому склону в поставленном на колеса и лишенном тормозов ящике из-под апельсинов. Но, как часто говорила мать Сони, меньше знаешь — крепче спишь (ее мать также придерживалась и другого принципа — скажи всю правду и посрами дьявола, — однако когда дело доходило до поговорок или афоризмов, Соню, как и большинство людей, отличала удивительная избирательность).
— Руку мне сломали не мои друзья, — говорил Эдди все тем же бесстрастным голосом. — Я рассказал об этом доктору Хэндору вчера вечером, а сегодня утром мистеру Неллу, который приходил ко мне. Руку мне сломал Генри Бауэрс. С ним были и другие парни, но сделал это Генри. Если б со мной были мои друзья, этого бы не случилось. А случилось только потому, что я был один.
Тут Соне вспомнились слова миссис Ван Претт о том, что с друзьями ребенок в большей безопасности, и злость вернулась прыжком тигра. Она вскинула голову.
— Это не имеет значения, и ты это знаешь. Что с тобой, Эдди? Ты думаешь, твоя мать вчера с дуба рухнула? Так ты думаешь? Я прекрасно знаю, что руку тебе сломал Генри Бауэрс. Ирландский коп, о котором ты говоришь, заходил и к нам в дом. Этот большой мальчик сломал тебе руку, потому что ты и твои «друзья» чем-то его разозлили. А теперь подумай, что бы было, если бы ты послушал меня и с самого начала держался от них подальше?
— Я думаю, тогда случилось бы нечто гораздо худшее, — ответил Эдди.
— Эдди, ты, конечно, шутишь.
— Я говорю серьезно. — И она почувствовала силу, идущую из него, идущую от него, накатывающую волнами. — Билл и остальные мои друзья вернутся, мама. Это я точно знаю. И когда они вернутся, ты не будешь их останавливать. Ты не скажешь им ни слова. Они мои друзья, и ты не лишишь меня друзей только потому, что боишься одиночества.