По словам Тарэгуда, народу в пивной хватало. Десятки людей пили пиво, ели и плевали на грязный, посыпанный опилками пол.
Дверь открылась, и вошел Клод Эру с обоюдоострым лесорубским топором в руке. Протолкнулся к стойке, локтями освободив себе место. Эгберт стоял слева от него. И, по его словам, пахло от Эру, как от тушеного лесного хорька. Бармен принес Эру стакан пива, два сваренных вкрутую яйца в миске и солонку. Эру расплатился купюрой в два доллара, получил сдачу, доллар и восемьдесят пять центов, засунул деньги в один из карманов с клапаном лесорубской куртки. Посолил яйца и съел их. Посолил пиво, выпил, рыгнул.
— Снаружи места больше, чем внутри, Клод, — добродушно заметил Тарэгуд, словно половина стражей порядка северного Мэна не гонялись за Эру тем летом.
— Знаешь, это правда, — ответил Эру, только, учитывая, что он был канаком, получилось у него, вероятно, так: «Ты шнаеть, тета прафта».
Он заказал второй стакан, выпил, снова рыгнул. Разговоры у стойки продолжались, никакой тебе тишины, как в вестерне, когда в салун входит плохой или хороший парень и со зловещим видом направляется к бару. Несколько человек поздоровались с ним. Клод кивал им, махал рукой, но не улыбался. Тарэгуд говорил, что выглядел Эру так, словно пребывал в полутрансе. За столом в глубине зала продолжалась игра в покер. Эль-Катук сдавал карты. Никто не удосужился сказать игрокам, что Клод Эру в баре — хотя их столик находился в каких-то двадцати футах от стойки, а поскольку имя Клода несколько раз выкрикивалось людьми, которые его знали, трудно представить себе, как они продолжали играть, словно не подозревая о потенциально смертельной угрозе, какую таило в себе его присутствие. Но они продолжали.
Допив второй стакан пива, Эру попрощался с Тарэгудом, подхватил топор и двинулся к столу, за которым люди Мюллера играли в пятикарточный стад-покер. Там он начал рубить.
Флойд Колдервуд как раз налил себе стакан ржаного виски и ставил бутылку на стол, когда подошел Эру и отрубил Колдервуду кисть. Колдервуд посмотрел на свою кисть и закричал: она все еще держала бутылку, но внезапно перестала к чему-либо присоединяться, оканчиваясь обрубками хрящей и рассеченными венами. На мгновение пальцы отрубленной кисти еще крепче сжали бутылку, а потом кисть упала на стол, как дохлый паук. Из запястья хлынула кровь.
В баре кто-то потребовал пива, а еще кто-то спросил бармена, которого звали Джонеси, по-прежнему ли тот красит волосы.
— Никогда их не красил, — раздраженно ответил Джонеси; он гордился своими волосами.
— А одна шлюха у «Ма Кортни» говорит, что волосы у тебя вокруг шланга белые, как снег, — гнул свое лесоруб, спросивший о волосах.
— Она наврала, — ответил Джосели.
— Скинь портки и дай нам посмотреть, — предложил еще один лесоруб по фамилии Фолкленд, с которым пил Эгберт Тарэгуд, прежде чем пришел Эру. Фраза эта вызвала всеобщий смех.
А позади них вопил Флойд Колдервуд. Несколько мужчин, привалившихся к стойке, мимоходом оглянулись, аккурат в тот момент, когда Клод Эру вонзал топор в голову Тинкера Маккатчеона. Тинкер, мужчина крупный, с седеющей бородой, приподнялся — кровь потоками стекала по лицу — и снова сел. Эру выдернул топор из головы Тинкера. Тот начал подниматься вновь, и Эру ударил еще раз, теперь уже в спину. Звук раздался такой, говорил Тарэгуд, словно выстиранное белье бросили на коврик. Тинкер повалился на стол, карты выпали из его руки.
Другие игроки кричали и вопили. Колдервуд орал в голос, пытаясь зажать левой рукой правую, из обрубка которой хлестала кровь. У Стагли Грениера, по словам Тарэгуда, был пистолет-в-сумке (то есть в плечевой кобуре), и он пытался ухватиться за рукоятку, но никак не получалось. Эдди Кинг попробовал встать и свалился со стула, упал на спину. Прежде чем он успел подняться, Эру уже стоял над ним, вскинув над головой топор. Кинг закричал и поднял вверх обе руки, моля о пощаде.
— Пожалуйста, Клод, я только женился в прошлом месяце! — крикнул Кинг.
Топор пошел вниз, его лезвие почти целиком ушло в толстое брюхо Кинга. Брызги крови взлетели до потолочных балок «Доллара». Эдди на спине начал отползать от стола. Клод выхватил из него топор, как выхватывает из дерева мягкой породы опытный лесоруб, покачав из стороны в сторону, чтобы ослабить сжимающую хватку древесины. Освободив, вновь вскинул над головой. Опустил, и Эдди Кинг перестал кричать. Клод Эру с ним, однако, не закончил; принялся рубить в щепу для растопки.
За стойкой разговор переключился на грядущую зиму. Вераон Стэнчфилд, фермер из Пальмиры, утверждал, что зима будет мягкой. Исходил из принципа — чем больше дождя осенью, тем меньше снега зимой. Элфи Ноглер, ферма которого находилась на Ноглер-роуд в Дерри (ее уже нет; там, где Элфи Ноглер выращивал горох, и фасоль, и свеклу, теперь ответвление — длиной 8,8 мили — шестиполосной автострады), с ним не соглашался. Элфи заявлял, что зима будет о-го-го. Он насчитывал аж восемь колец на некоторых гусеницах бабочки «монарх». Третий мужчина предвещал гололед. Четвертый — грязь. Конечно же, вспомнили и ураган 1901 года. Джонеси наполнял стаканы пивом и раздавал миски с крутыми яйцами. За их спинами продолжались крики и лились реки крови.
В этот самый момент моего разговора с Тарэгудом я выключил диктофон и спросил его:
— Как такое могло случиться? Как мне понимать ваши слова? Вы не знали, что происходит, или знали, но предпочитали не вмешиваться, или как?
Подбородок Тарэгуда уткнулся в верхнюю пуговицу его заляпанной едой жилетки. Брови сдвинулись. Он долго, долго молчал. Стояла зима, и я слышал — очень тихие — крики и смех детей, катающихся с высокой горки в Маккэррон-парк. Пауза в комнатке Тарэгуда, маленькой, заставленной мебелью, пропахшей лекарствами, так затянулась, что я уже хотел повторить вопрос, когда он ответил:
— Мы знали. Но это не имело значения. В каком-то смысле это напоминало политику. Ага, в каком-то смысле. Как и управление городом. Лучше всего не мешать заниматься политикой или городскими делами людям, которые в этом разбираются. Не надо рабочему человеку в это вмешивается. Пользы не будет.
— Вы действительно говорите о судьбе или просто боитесь прямо сказать об этом? — внезапно спросил я. Вопрос буквально вылетел из меня, и я не ожидал, что Тарэгуд, старый, и тугодум, и малограмотный, ответит… но он ответил, и его ответ меня не удивил.
— Ага. Вероятно, говорю.
Я снова включил диктофон.
Пока мужчины у стойки толковали о погоде, Клод Эру продолжал махать топором. Стагли Грениер наконец-то сумел вытащить свой пистолет-в-сумке. Топор в очередной раз опускался на Эдди Кинга, уже порубленного в капусту. Пуля после выстрела Грениера попала в топор и, выбив искру, отскочила с жалобным воем.
Эль-Катук поднялся и попытался попятиться. В руке он все еще держал колоду, из которой сдавал. Карты начали вываливаться из его руки, падали на пол. Клод двинулся за ним. Эль-Катук вскинул руки. Грениер выстрелил еще раз, и пуля прошла футах в десяти от Эру.