— Те, что оказались в нашем распоряжении, какие — то особенные, — продолжала Анджела. — Видишь это?
Она коснулась маленького кусочка воска, приклеенного к нити, продетой сквозь несколько дырочек, расположенных по краям деревянных табличек. Нить в нескольких местах порвалась, но Анджеле, как видно, и в голову не приходило попытаться снять ее и открыть диптихи.
Бронсон кивнул.
— Нить называется linum, а дырочки — foramina Чтобы таблички не вскрыли, их опечатывали специальной печатью, что произошло и в данном случае. Подобное было правилом в случае с юридическими документами, чтобы защитить их от подделки.
— Значит, к нам в руки попала пара юридических документов первого века.
— О, отнюдь не простых документов! Эта печать почти наверняка принадлежит самому императору Нерону. Ты вообще-то представляешь, насколько уникальна подобная находка? Почти немыслимо в наше время отыскать текст того периода в столь идеальном состоянии. Воск, с помощью которого был опечатан каменный ларец, сохранил таблички для потомков практически без повреждений. По значимости наше открытие не уступает открытию гробницы Тутанхамона. Оно столь же уникально.
— Гробница Тутанхамона без золота и драгоценностей, — скептически усмехнулся Бронсон, внимательно разглядывая диптихи. — Какие-то они жалкие и потрепанные.
— Просто стерлась краска или лак, которые были снаружи. Дерево находится почти в идеальном состоянии. Действительно потрясающая находка.
— И тебе не хочется в них заглянуть? — спросил Бронсон.
Анджела покачала головой.
— Я уже говорила, я в этом не специалист. Их следует передать эксперту, после чего каждый этап вскрытия должен быть тщательно описан.
— А свиток? Ты могла бы хоть заглянуть в него. Ты ведь неплохо знаешь латынь.
— Да, — с некоторым сомнением в голосе согласилась Анджела, — думаю, что-то я смогла бы перевести.
Дрожащими руками она взяла свиток и медленно с предельной осторожностью развернула его первые три или четыре дюйма. Она внимательно всматривалась в латинский текст — чернила в нем казались столь же черными, как и тот день, в который был написан текст, — и слово за словом читала его про себя, едва заметно шевеля губами.
— Ну? — спросил Бронсон.
Анджела покачала головой.
— Я не уверена, — произнесла она рассеянно. — Я явно что-то неправильно поняла.
— Но что? Что ты неправильно поняла?
— Нет, должно быть, моего знания латыни недостаточно для перевода этого текста. Послушай, нам нужно найти специалиста, который мог бы профессионально разобраться с нашими находками и сделать правильный перевод. И я знаю такого человека.
2
— Итак, Мандино, кажется, и на сей раз у вас возникли какие-то непредвиденные обстоятельства? — спросил Вертутти; в его голосе звучало неприкрытое презрение.
Они снова встретились в том же самом кафе, но теперь баланс сил несколько изменился.
— Если я вас правильно понял, — продолжал Вертутти, — реликвии были почти в ваших руках, как и англичанин, и каким-то непонятным образом вам удалось их и его упустить. Подобное фиаско не внушает особой уверенности ни в вас, ни в вашей способности довести дело до успешного завершения.
— Нет нужды беспокоиться, ваше преосвященство, — ответил Мандино, и в голосе его чувствовалось явное напряжение. — В наших руках множество нитей, которые рано или поздно выведут нас на Бронсона. И не стоит недооценивать те сложности, с которыми ему сейчас придется столкнуться. От моих людей в полиции мне хорошо известно, что у него нет паспорта, поэтому он не сможет покинуть Италию ни по морю, ни по воздуху. Описания машины, на которой он едет, переданы на все пограничные полицейские посты. Его мгновенно задержат при пересечении границы в любом месте. Уверяю вас, капкан скоро захлопнется и англичанин будет в наших руках.
— А предположим, он решит не покидать Италии?
— Тогда выследить его будет еще легче. У нас люди повсюду.
— Надеюсь, что вы говорите правду, — заключил Вертутти. — Вы должны сделать все, чтобы помешать ему сбежать.
Он встал, собираясь удалиться, но Мандино жестом предложил кардиналу снова сесть.
— Остается вопрос с телами, — сказал он. — Вы знаете, чьи они. Поэтому вам решать, что с ними делать.
— Тела, Мандино? Какие тела? Спросите любого католика, где похоронены эти два человека, и он вам ответит, что гробница одного из них находится здесь, в Риме, а останки второго были отосланы в Британию в седьмом веке.
— Отосланы Папой Виталием, кардинал, автором Кодекса. Ему было хорошо известно, что те останки принадлежали, по-видимому, совсем другому человеку. Папа никогда бы не отдал настоящие мощи.
— Пустые предположения и гипотезы.
— Возможно, но нам обоим прекрасно известно, что в римской гробнице нет останков, о наличии которых с такой убежденностью заявляет Ватикан. То, что мы обнаружили, еще раз это подтверждает.
— С точки зрения Ватикана это абсолютно ничего не подтверждает. Наша позиция по данному вопросу совершенно ясна и недвусмысленна: тела, которые вами обнаружены, как раз и есть то самое, что заявлено в надписи над гробницей, — останки лжецов! — и не представляют ни малейшего интереса для Матери-церкви. А после того как документы были извлечены из пещеры, вообще не осталось никаких доказательств ваших пустых фантазий. Так что уничтожьте прах.
3
— Значит, теперь нам придется ехать до самой Барселоны? — спросил Бронсон. — Ты хоть можешь объяснить мне зачем.
«Ниссан» направлялся из Ливорно к французской границе. Путь предстоял долгий, так как Бронсон решил не ехать по большим оживленным трассам, чтобы избежать возможных дорожных постов. Франко-итальянскую границу пересекало более двадцати дорог, и Бронсон прекрасно понимал, что итальянская полиция не в силах расставить посты на каждой из них и, по всей вероятности, предпочтет ограничиться важнейшими шоссе и автострадами.
По правде говоря, этот вопрос его особенно не заботил, так как пока никому не было известно, что они едут на «ниссане». Полиция будет искать «рено эспейс», а он так и остался стоять в дальнем углу парковки в Сан-Сезарео.
— Лет десять назад, — ответила Анджела, — вскоре после того как я начала работать в Британском музее, меня отправили на годичную стажировку в Барселону в Музее Египта. И там я познакомилась с сотрудником по имени Хосе Пуэнте. В музее он числился штатным папирусологом.
— И что это значит?
— Папирусология — общий термин, которым обозначаются практически все исследования древних текстов, записывавшихся на самых разных материалах: на пергаменте, изготовлявшемся из овечьих и козьих шкур, на коже, ткани, деревянных дощечках, восковых табличках, керамике. Думаю, свое название данная дисциплина получила благодаря тому, что самым распространенным материалом для письма из дошедших до нас был папирус. Хосе Пуэнте — известный эксперт по древним текстам.