– Мне не нужны никакие защитники, – завопила она, – особенно такие придурки, как Томми Лейн! Мы с тобой вдвоем могли разобраться с этим. Потому-то ты и есть мой номер два. Если ты хочешь и дальше работать на меня, то запомни своей тупой, дурацкой башкой то, что я тебе сказала.
Маркус схватил ее за запястья и оторвал ее руки от своей рубашки.
– Я буду благодарен вам, если вы никогда больше не вцепитесь в меня вот так. Да, вы мне платите, но я как раз и выполнял свою работу. Поверьте, мисс Каванаг, как я уже сказал сегодня, все было хорошо продумано и тщательно спланировано. Все знают, что я ваш номер два. И то, что мы там оказались вместе с Томми, помогло вам, сделало вас в их глазах сильнее, показало им, что вы не беззащитны. А теперь успокойтесь. Вы ведете себя неразумно. Я никогда раньше вас такой не видел.
Его мягкий голос обезоружил Бриони. Прижавшись к нему, она начала плакать. Ее громкие рыдания проникали ему в сердце.
Обняв Бриони, Маркус прижал ее к себе еще крепче и дал ей выплакаться. Он ощущал, как содрогается ее тело, и его охватил приступ сочувствия к ней. Сейчас она стала в его глазах человечной, настоящей. Раньше Бриони казалась ему просто машиной, твердокаменной бизнес-леди. Но оказалось, что она – обычный человек, способный плакать, когда на душе тяжело. Маркус увидел ее боль и страшное одиночество, и ему стало стыдно за свое прежнее отношение к этой маленькой женщине.
За какие-то пять минут он узнал ее больше, чем за все время совместной работы.
Маркус держал Бриони в объятиях до тех пор, пока она не успокоилась, затем прикурил ей сигарету и налил коньяка. Он оставил ее в кабинете, а сам вернулся к Бернадетт.
Бриони и Бернадетт сидели в офисе Эндрю Маклоусона. Вид у обеих был ошеломленный.
– А вы уверены? – В голосе Бернадетт прозвучало сомнение.
Доктор кивнул:
– Уверен. Впрочем, и ваша сестра знала. Теперь уже четыре месяца.
– Черт побери! – Берни потрясенно покачала головой. – А наша мать знает? Вы ей сказали?
– Ей сообщили три дня назад. Она очень обрадовалась. Сияла, как луна. Я был приятно удивлен, принимая во внимание болезнь ее дочери. Лично я не могу утверждать, что это хорошо.
– А как вы думаете, Эйлин справится с беременностью? – возбужденно спросила Бриони. Маклоусон пожал плечами:
– Право, не могу сказать. Ваша мать думает, что девушка все выдержит, но, честно говоря, я в этом не уверен. Физически ваша сестра очень слаба, ее насильно заставляют есть. У нас тут живет монахиня, сестра Мария Магдалина, и, похоже, это единственный человек, которого Эйлин готова слушаться. У них очень тесная дружба. Сестра Мария девушка добрая и с настоящим монашеским призванием. Она любит Эйлин и позаботится о ней во время беременности, но у нас тут нет удобств для грудных детей. Боюсь, вам придется как-то все устраивать. Мы будем держать Эйлин здесь до тех пор, пока она не соберется рожать, но сами роды должны проходить в другом месте. Если вы наймете кого-нибудь, кто будет присматривать за ребенком, Эйлин сможет вернуться. Мы все чувствуем, что ей здесь очень хорошо. Бриони вздохнула.
– Но недостаточно хорошо, чтобы присматривать за собственным ребенком?
– Увы, нет. Я очень удивлюсь, если Эйлин вообще когда-нибудь вернется в реальный мир. Полагаю, ваша мать с радостью позаботится о ребенке. По крайней мере, у меня создалось такое впечатление…
Бриони перебила его:
– Только через мой труп! Она даже пальцем не дотронется ни до него, ни до моей Эйлин! Я хотела бы, чтобы вы ничего не говорили ей, мистер Маклоусон. Она чересчур решительная женщина.
Эндрю Маклоусон поднял руку:
– Я думаю, это дело прежде всего касается вашей семьи, мисс Каванаг, и вы сами знаете, как лучше поступить.
Молли решила испечь огромный каравай хлеба. Она с таким увлечением месила тесто, что даже не оглянулась, когда открылась парадная дверь.
– Ступай-ка на кухню, женщина, и приготовь себе чашку чая, – сказала Молли. Она думала, что пришла мамаша Джонс. Вместо этого она с удивлением услышала голос Бернадетт:
– Привет, мам.
Молли резко развернулась к ней.
– Чего тебе надо? – Молли с угрозой уперла испачканные мукой руки в бока.
Бернадетт попятилась:
– Я пришла за Розали.
– Ну а что, если я сегодня не позволю ей выйти из дома? На улице очень холодно.
Бернадетт вздохнула:
– Не начинай, мам. Наша Бриони ждет ее, и тебе лучше не нарываться на скандал. Маркус не выключает мотор, так что мне надо поторапливаться.
– Маркус? Когда же я по-настоящему познакомлюсь с ним?
Вся враждебность была забыта, едва Молли услышала о поклоннике Бернадетт. Ее охватывал восторг при мысли, что у одной из ее дочерей есть мужчина, приличный мужчина.
– С ним все в порядке, мам. Ну а теперь разреши мне, пожалуйста, забрать Розали.
Бернадетт надевала на Розали пальто, Молли молча наблюдала за ней.
– У Керри все хорошо, мам, если тебя это интересует.
Молли вновь принялась месить тесто, не отреагировав на слова дочери. Бернадетт сказала:
– Я привезу Розали завтра днем, хорошо?
– Как хочешь. И скажи Бриони, чтобы она не пичкала ее пирожными и конфетами, Рози уже вон как разнесло.
– Ладно, ладно. Пойдем, дорогая, мы поедем на машине.
Розали улыбнулась и пролепетала:
– Бри… Бри…
Бернадетт поцеловала ее:
– Правильно, Рози, мы едем к Бриони.
Молли вытерла руки о фартук и расцеловала своих дочерей в щеки.
– Смотри за ней, чтобы она не простудилась.
– Увидимся завтра, мам.
Молли вместе с ними вышла к машине. Улыбаясь во весь рот, она помахала рукой Маркусу Даулингу. Ей нравился этот высокий светловолосый мужчина.
Маркус в ответ тоже помахал ей рукой. Как только Розали устроилась на заднем сиденье рядом с Бернадетт, Маркус тронул машину с места. Молли махала им вслед, пока они были в поле зрения. Матушка Джонс вышла на крыльцо и заметила:
– Он приятный, правильный мужчина.
Молли кивнула, а затем шутливо заявила:
– Я не стала бы возражать, если бы его башмаки оказались под моим столом!
Старуха Джонс одобрительно захихикала.
Розали и Бриони расположились на ковре перед камином. В камине завывало пламя. Бриони чистила орехи и кормила Розали, которая периодически открывала рот, чтобы получить следующее ядрышко. Керри сидела на диване, поджав под себя ноги, а Бернадетт расположилась на стуле возле камина, положив ноги на отполированную медную решетку.