Он решительно покинул комнату и спустился на первый этаж. По растерянным лицам швейцарских гвардейцев читалось, что они не привыкли к тому, что Папа может появляться так внезапно.
Валендреа вошел в архив.
В читальных залах было безлюдно. С момента смерти Климента вход сюда запрещен. Валендреа распахнул дверь в главный зал, прошагал по мозаичному полу в сторону железной решетки. У входа стоял кардинал-архивариус. Кроме него и Амбрози, в помещении никого не было.
Он обратился к старику, подойдя очень близко:
— Вы сами понимаете, что в ваших услугах мы больше не нуждаемся. Я бы на вашем месте ушел на пенсию. Освободите должность до конца недели.
— Я уже убрал свои вещи из стола.
— Я не забыл ваши слова сегодня за завтраком.
— И не забывайте. Когда мы оба предстанем перед Господом, вы повторите их.
Валендреа захотелось ударить этого не в меру разговорчивого итальянца. Но он просто спросил:
— Сейф открыт?
Старик кивнул.
Валендреа обернулся к Амбрози:
— Ждите здесь.
Столько лет хранилищем распоряжались другие! Павел VI. Иоанн Павел II. Климент XV. Даже этот нахальный архивариус! Хватит.
Ворвавшись внутрь, он подбежал к ящику и открыл его. Вот деревянный футляр. Нетерпеливо схватив его, он поставил футляр на тот же стол, за которым десятилетия назад сидел Павел VI.
Валендреа откинул крышку и увидел внутри два сложенных листа бумаги. На одном, который был явно старше, рукой сестры Люсии записана часть третьего Фатимского откровения — на обратной стороне осталась печать Ватикана, поставленная в 2000 году, когда текст обнародовали. На другом, более новом листе — итальянский перевод отца Тибора, составленный в 1960 году, на котором тоже стояла печать.
Но должен быть еще один лист.
Недавнее факсимиле отца Тибора, которое положил в футляр сам Климент. Где оно? Валендреа пришел сюда, чтобы закончить начатое. Чтобы защитить церковь и ее святыни.
Но документа не было.
Валендреа выскочил из хранилища и бросился к архивариусу. Он схватил старика за сутану. Его охватил гнев. Кардинал оторопел.
— Где? — закричал Валендреа.
— Чего вы… хотите? — заикаясь, вопросил старик.
— Мне не до шуток. Где перевод?
— Я ничего не трогал. Клянусь Богом.
Валендреа понял, что тот не лжет. Дело не в нем. Он ослабил хватку, и испуганный кардинал отпрянул от него в испуге.
— Убирайтесь, — бросил Валендреа архивариусу.
Старик поспешил прочь.
Валендреа напряженно думал. Климент. Тогда в пятницу Папа дал ему сжечь часть письма Тибора.
«Я хотел показать вам, что вас ожидает».
«Почему вы дали мне сжечь бумагу?»
«Скоро узнаете».
А когда Валендреа потребовал оставшуюся часть — тот самый перевод Тибора…
«Нет, Альберто. Он останется в сейфе».
Надо было просто оттолкнуть этого подонка и сделать то, что требовалось, не обращая внимания на присутствие дежурного префекта.
Теперь все стало ясно.
Этого проклятого перевода никогда и не было в футляре. Существует ли он вообще? Безусловно — да. И Климент не скрывал этого.
Надо его найти.
Он повернулся к Амбрози:
— Отправляйтесь в Боснию. Доставьте сюда Колина Мишнера. Никаких отговорок. Завтра он должен быть здесь. Скажите ему, что иначе я добьюсь ордера на его арест.
— На каком основании, Святой Отец? — по-деловому спросил Амбрози. — Что я скажу ему?
Подумав несколько секунд, Валендреа ответил:
— На основании соучастия в убийстве отца Андрея Тибора.
Меджугорье, Босния и Герцеговина
29 ноября, среда
18.00
Катерине чуть не стало плохо, когда она увидела входящего в лечебницу отца Амбрози. Она сразу заметила, что на его черной шерстяной сутане появились алая окантовка и красный пояс. Ему пожалован сан монсеньора. Петр II не стал тянуть с раздачей наград.
Мишнер ждал в палате. Все проведенные анализы дали неплохие результаты, и врач обещал выписать его завтра. Днем они собирались улететь в Бухарест. Но появление Амбрози здесь, в Боснии, не сулило ничего, кроме очередных неприятностей.
Они столкнулись на лестнице. Он явно поджидал ее.
— Я слышал, отец Мишнер чуть не погиб.
Катерина нахмурилась. Ей было неприятно его показное проявление участия, поскольку Амбрози явно играл на публику.
— Да идите вы к черту, Амбрози, — вполголоса сказала она. — Этот источник высох для вас.
Он осуждающе покачал головой и мерзко улыбнулся:
— Любовь все преодолевает. Ладно. У нас больше нет к вам никаких просьб.
Но у нее были.
— Я не хочу, чтобы Колин узнал что-то о нашей сделке.
— Еще бы!
— Я сама ему скажу. Вы поняли?
Он не ответил.
Десятое откровение, записанное Ясной, лежало у нее в кармане. Ей хотелось достать лист с текстом и ткнуть его в лицо Амбрози, но этому напыщенному хаму явно нет дела до воли небес. Никто никогда не узнает, действительно ли это послание Богоматери или всего лишь бред женщины, искренне верящей, что она стала орудием божественного промысла. Но Катерина хотела понять: каким образом церковь с Альберто Валендреа во главе смогут истолковать десятое откровение, особенно после того, как они признали предыдущие девять посланий из Меджугорья?
— Где Мишнер? — безучастно спросил Амбрози.
— Что вам от него надо?
— Мне ничего, а у Папы есть к нему дела.
— Оставьте его в покое.
Она старалась держать себя в руках, но гнев прорывался наружу против воли.
— Ого! Львица показывает когти…
— Убирайтесь вон, Амбрози!
— Боюсь, не вам указывать мне, что делать. Думаю, что слово личного секретаря Папы здесь кое-что значит. Во всяком случае, больше, чем слово безработной журналистки.
— Я не шучу, Амбрози. Убирайтесь. Передайте Валендреа, что Колин больше не слуга Риму.
— Он пока еще священник Римской католической церкви и подчинен Папе, — возразил монсеньор. — Так что он должен выполнять приказания, иначе он будет наказан.
— Что нужно Валендреа?
— Давайте пройдем к Мишнеру, — предложил внезапно Амбрози, — и я все объясню. Уверяю вас, это стоит послушать.