— Но ты был так… Что заставило тебя изменить отношение к этому?
— Сам не знаю. Мне ведь тоже хотелось жениться на тебе без отлагательства. — Он опустил глаза на свою сигарету. — Кроме того, делать подобные вещи, в сущности, нехорошо.
— Это правда? — спросила она. Лицо ее оживилось, глаза заблестели. — Ты в самом деле доволен?
— Ну, конечно, Дорри, доволен.
— Слава Богу!
— Что ты хочешь этим сказать?
— Послушай… Только не сердись на меня. Я… я не принимала их. Я была уверена, что нам удастся со всем справиться и так радовалась тому, что мы скоро поженимся! Я чувствовала, что права… Ты не рассердился? Ты меня понимаешь?
— Ну, конечно, бэби. Говорю тебе, я счастлив, что из этого ничего не вышло.
— Я казалась себе преступницей, оттого что лгала тебе, — сказала она с дрожащей улыбкой. — И никогда не решилась бы во всем признаться. Мне… мне все еще верится с трудом, что ты теперь по-другому думаешь!
Он вынул из кармана аккуратно сложенный платок, вытер ей глаза.
— Дорри, а что ты сделала с капсулами?
— Выбросила, — смущенно ответила она.
— Куда? — спросил он с безразличным видом, убирая платок.
— В унитаз.
Его только это и интересовало. По крайней мере, никто не удивится, когда узнает, что, приготовив яд, она вдруг решила броситься с крыши. Он бросил сигарету, раздавил окурок ногой. Дороти, затянувшись в последний раз, последовала его примеру.
— Теперь все ясно между нами, — восторженно произнесла она. — И все чудесно.
— Да, все чудесно, — подтвердил он, взяв ее за плечи и нежно целуя в губы.
Он посмотрел вниз, на два окурка. На одном были следы помады. Нагнувшись, он поднял свой… Расщепил его ногтем, высыпал оставшийся табак, потом, скатав в крошечный шарик, выбросил за парапет.
— Так мы делали в армии, — сказал он.
Продолжая бродить по крыше, они приблизились к южной части вентиляционной шахты. Он повернулся спиной к парапету, оперся на него обеими руками, подтянулся и уселся, постукивая каблуками по кирпичам.
— Не сиди там! — испуганно сказала Дороти.
— Почему же? Край достаточно широкий, не у́же скамейки. Иди ко мне!
— Нет!
— Трусишка!
Поколебавшись, она протянула ему свою сумку. Он помог ей вскарабкаться, сесть рядом с ним… Когда она повернула голову и с опаской посмотрела через плечо вниз, он сказал:
— Не надо смотреть, у тебя закружится голова.
Он положил ее сумку справа от себя. Некоторое время они сидели молча, опустив руки на край парапета. Два голубя приблизились и стали следить за ними, недоверчиво поглядывая своими круглыми глазками.
— Как ты сообщишь матери? — спросила Дороти. — Напишешь или позвонишь?
— Еще не решил.
— А я, должно быть, напишу Эллен и отцу. По телефону о таких вещах говорить трудно.
Позади них зажужжал вентилятор. Немного спустя он положил свою руку на ее и, опираясь на другую, соскользнул с парапета. Прежде чем она успела поступить так же, он стал перед ней и взял обе ее руки в свои. Улыбнулся ей. Она ответила ему улыбкой.
Опустив руки до ее колен, он нежно сжал их ладонями, поглаживая в то же время пальцами ее ноги под юбкой.
— Ты не думаешь, милый, что нам пора спускаться?
— Скоро пойдем… У нас еще есть время…
Он поймал ее взгляд, задержал его своим, а пальцы его продолжали скользить вниз по ее обтянутым шелковыми чулками ногам. Краем глаза он увидел, что она все еще цепляется за край парапета.
— Какая красивая блузка, — сказал он, поглядев на пышный бант у нее на груди. — Новая?
— Что ты! Она стара, как мир.
— Бант немного развязался.
Дороти сняла одну руку с парапета, пощупала узел.
— Нет, — сказал он, — ты еще хуже сделала.
Вторая рука отделилась от каменного края.
Его ладони соскользнули совсем низко, насколько можно было это сделать не нагибаясь. Он отставил правую ногу, задержал дыхание.
Она поправила бант обеими руками.
— А теперь в поряд…?
Он нагнулся с быстротой змеи, крепко ухватился за ее щиколотки, отступил, выпрямился и высоко поднял ее ноги. В течение одной нестерпимой секунды их взгляды встретились. Глаза Дороти выражали изумление и ужас, крик рвался из ее груди. Потом изо всех сил он толкнул ее в пустоту.
Душераздирающий вопль падал в шахту, как огненная стрела. Он закрыл глаза… Крик замер… Молчание, потом страшный треск… Весь дрожа, он вспомнил о фанерных ящиках во дворе…
Он бросился к двери, одной рукой схватил чемодан и шляпу, другой толкнул дверь, вытер ручку носовым платком, переступил через порог и закрыл за собой дверь; провел платком по внутренней ручке и почти побежал к лестнице.
Он спускался по металлическим ступеням, чемодан бил его по ноге, правая рука горела от прикосновения к перилам. Сердце его колотилось, голова кружилась. На площадке седьмого этажа он наконец остановился.
Задыхаясь, он прислонился к стене, с трудом перевел дыхание. Поставив чемодан, расправил смятую шляпу, надел ее слегка дрожащими руками, посмотрел на ладони — они были серы от пыли — и вытер их платком, который сунул потом в карман. Снова взял чемодан и проскользнул в коридор.
Все двери были открыты… Чиновники, занимавшие бюро вдоль фасада, спешили в комнаты, расположенные напротив, где окна выходили во двор. Начальники отделов в пиджаках, стенографистки в бумажных нарукавниках, чертежники с засученными рукавами, с зелеными козырьками, защищающими зрение, на лбу. Расширенные глаза, сжатые зубы, тревожные лица… Он направился к лифту, останавливаясь всякий раз, когда кто-нибудь пробегал перед ним, затем продолжал свой путь. Проходя перед открытыми дверьми внутренних комнат, он видел спины людей, толпившихся у окон, слышал их подавленные восклицания.
Против него остановился лифт. Он вошел и остался у двери… За его спиной люди обменивались противоречивой информацией, их привычное равнодушие сменилось возбуждением.
В холле, как он заметил, атмосфера была нормальной. Большинство вошедших еще не знали о происшествии. Беззаботно размахивая чемоданом, он прошел через холл и вновь очутился под ярким солнцем, среди уличного шума. Когда он спускался по ступеням, навстречу ему быстро поднимались полицейские. Он оглянулся и увидел, как их синие мундиры скрылись за вертящейся дверью. Остановившись на тротуаре, он посмотрел на свои руки — они больше не дрожали. Мгновение он поколебался: может быть, вернуться в здание, смешаться с толпой и взглянуть на нее в последний раз?.. Нет, лучше этого не делать…
Проходивший мимо автобус задержался на углу из-за красного света. Он подбежал и успел вскочить. После того, как автобус проехал четыре квартала, дорогу ему перерезала белая машина скорой помощи, предшествуемая непрерывным воплем сирены. Он проводил ее взглядом и увидел, что она остановилась перед ратушей. Потом автобус свернул на Университетскую, и он потерял ее из виду.