На смену злости приходит негодование. Негодование сменяется горечью. И когда наконец это едкое послевкусие уходит, с тобой остается тоска. Печальный коктейль из смирения и сожаления. Не зря появилась поговорка: умудренный горьким опытом.
Не могу сказать, что за ланчем в День благодарения я испытывала только лишь грусть. Естественно, что этот день (моя так называемая годовщина знакомства с Джеком, как едко заметил Эрик) заставил меня задуматься обо всем, что произошло за этот сумасшедший год. И уличил меня в том, в чем я никак не хотела признаться (но Эрик, как всегда, заметил): я все еще скучала по этому парню.
Одного я не могла понять: как такое возможно, чтобы одна единственная ночь с мужчиной перевернула всю жизнь.
Разве что этот мужчина…
Разве что этот мужчина — Он.
Но я старалась не думать об этом. Потому что это означало — думать о Джеке. А мне этого не хотелось, ведь тогда неизбежно пришлось бы задуматься о такой материи, как судьба, а одного этого было достаточно, чтобы разжечь огонь из затухающих углей моей тоски по Джеку.
Впрочем, вскоре после Дня благодарения вернулся некоторый имизм, и я в очередной раз сослала мистера Малоуна на задвор-памяти, в раздел «романтических ошибок».
На той же неделе я, следуя совету Эрика, отправила свой «ремингтон» в дальний угол шкафа. Поначалу я чувствовала себя виноватой в том, что отказалась от идеи писательства. Но к середине декабря сомнения улеглись. И, рассуждая здраво, я даже смогла убедить себя в том, что моя писательская карьера вовсе не рухнула и не сгорела. Просто отправилась в продолжительный творческий отпуск.
Я когда-нибудь увижу твой новый рассказ? — спросил меня Натаниэл Хантер на рождественском ланче.
Боюсь, что не скоро.
Он вопросительно взглянул на меня:
Но почему, Сара?
Я выдержала его взгляд:
Потому что я даже не начинала писать его, мистер Хантер.
Он скорчил гримасу.
Какой позор.
Это всего лишь рассказ.
Ты подавала большие надежды, Сара.
Вы очень любезны, но, если я никак не могу написать рассказ, выходит, надежд не оправдала.
Я чувствую себя скверно. Ведь это я во всем виноват.
Но почему? Вы ведь предупреждали меня. Но это не работа мешает мне писать. Дело во мне самой.
Ты что, не хочешь быть писателем?
Думаю, что хочу. Но… я действительно не могу придумать ничего стоящего.
Знаешь, я так часто слышу эти жалобы.
Представляю. Тем более что за последний год я усвоила главное правило жизни.
Просвети.
Всякий раз, когда тебе кажется, что ты знаешь, чего хочешь, сталкиваешься с кем-то, из-за кого рушатся все твои планы на будущее.
Некоторые называют это нерешительностью в осуществлении задуманного.
А я бы назвала это вечным рецептом несчастья, — ответила я.
Но, возможно, для кого-то именно эта случайная встреча — судьба?
Несомненно. Проблема в другом: встретив свою судьбу, можешь ли ты удержать ее? Самое ужасное, что ответ на этот вопрос зависит от везения, времени, интуитивной прозорливости. А они нам совершенно не подчинены.
Послушай человека, который пошел на компромисс с самим собой и тем загнал себя в угол. Мы ничего не можем контролировать. Нам кажется, что мы можем, но правда такова: по большей части те важные решения, которые мы принимаем в жизни, не продуманы. Мы действуем второпях, повинуясь инстинктам, а иногда и банальному страху. И вот, не успеешь оглянуться, как ты оказался в ситуации, которая тебя вовсе не радует. И ты задаешься вопросом: «Как, черт возьми, я дошел до этого?» Но ответ всем известен: мы сами хотели оказаться в этой ситуации… хотя до конца жизни можем отрицать это.
Иными словами, мы сами загоняем себя в ловушку.
Совершенно верно. Помнишь, как сказал Руссо: «Свободным родился человек — и везде он закован в железо»? В современной Америке человек чаще всего сам обрекает себя на несвободу… и все из-за брака.
Никогда не выйду замуж.
Я это уже слышал. Но поверь мне, ты выйдешь замрк. И возможно, даже не подумав хорошенько.
Я рассмеялась:
Откуда вы можете это знать?
Потому что именно так все и происходит.
Тогда мне казалось, что рассуждения Натаниэла Хантера — это всего лишь мудрость столичного циника, горюющего об утраченной молодости и нереализованных литературных амбициях. Но я знала, насколько он предан семье — и, возможно, это скрашивало его профессиональные разочарования. Пусть он был «закован в железо», но втайне был этому рад.
Спустя две недеди после Рождества я, как обычно пришла на работу и обнаружила на двери редакции объявление, приглашающее всех штатных сотрудников в десять утра явиться на срочное совещание в кабинет главного редактора. Все уже собрались за столом мистера Хантера и переговаривались заговорщицким шепотом. Но самого мистера Хантера не было.
Что случилось? — спросила я, присоединившись к коллегам.
Ты что, не слышала? — удивилась Эмили Флоутон, одна из помощниц литературного редактора.
Что слышала?
Что наш счастливо женатый босс сбежал с Джейн Йейтс.
Я была в шоке. Джейн Йейтс, тихая женщина лет под тридцать, работала в редакции искусств. С угловатым лицом, длинной косой, в круглых очках без оправы, она напоминала библиотекаршу, которой суждено прожить старой девой.
Мистер Хантер сбежал с ней? — донесся до меня мой собственный голос.
Бывает же такое, да? — сказала Эмили. — И это еще не все, он ушел с работы. Ходят слухи, что они с Джейн планируют перебраться в Нью-Гемпшир или Вермонт, чтобы он мог полностью посвятить себя писательству.
Но я думала, что он счастлив в браке.
Эмили закатила глаза:
Дорогая, покажи мне того мужчину, который счастлив в браке! Даже если ты дашь парню полную свободу, он все равно будет чувствовать себя связанным по рукам и ногам.
Больше я никогда не видела Нэта Хантера. Он так и не появился в издательстве. И на то были причины. Б 1947 году развод считался серьезнейшим проступком… и грозил не только понижением в должности, но и остракизмом. Продолжай он обманывать жену, не возникло бы никаких проблем — поскольку адюльтер еще терпели (во всяком случае, пока тебя не застукали). Но уход из семьи воспринимался в те годы как аморальный поступок, недостойный звания гражданина Америки. А уж случай с Нэтом Хантером был тем более ошеломляющий. Особенно если учесть, что объектом страсти стала женщина, которая всегда напоминала мне миссис Данверс из «Ребекки» [25] .