По большей части те важные решения, которые мы принимаем в жизни, не продуманы. Мы действуем второпях, повинуясь инстинктам, а иногда и банальному страху. И вот не успеешь оглянуться, как ты оказался в ситуации, которая тебя вовсе не радует.

Прошли месяцы после внезапного отъезда мистера Хантера, а его слова по-прежнему звучали у меня в голове. И я все время задавала себе вопрос: а это решение, в корне изменившее его жизнь, тоже было принято второпях, инстинктивно и от страха? От страха состариться в семейной западне и никогда не написать роман, о котором он так мечтал?

Насколько мне известно, даже поселившись в Нью-Гемпшире с Джейн Йейтс, он так и не опубликовал свой роман. Ходили слухи, что он преподавал английский в младшем колледже неподалеку от Франконии — до самой своей смерти в 1960 году. «Болезнь печени» — такая причина смерти была указана в коротком некрологе в «Нью-Йорк таймс». Ему было всего лишь пятьдесят два года.

Постоянно вспоминая его рассуждения о жизни и о том, что, размениваясь на мелочи, мы забываем о главном, я поклялась самой себе: я никогда не совершу такой ошибки.

И вот, ранней весной 1947 года, в моей жизни появился Джордж Грей, двадцативосьмилетний инвестиционный банкир из «Леман Бразерс». С принстонским образованием, эрудит, вежливый и красивый (с мужественной квадратной челюстью), он был прекрасным собеседником и компаньоном. Нас представили друг другу на свадьбе одной из моих подруг по Брин-Морскому колледжу. Он пригласил меня на свидание. Я согласилась. Вечер удался. Он снова предложил встретиться. Я снова согласилась. И вечер прошел с еще большим успехом. Я решила, что Джордж Грей — славный парень. И, к моему великому удивлению, он признался (всего лишь после двух свиданий), что от меня без ума.

Настолько без ума, что после месяца знакомства предложил мне руку и сердце.

Взвесила ли я свое решение? Попросила ли время на раздумье, вслушалась ли к голосу сердца?

Конечно нет.

Я сказала «да». Не колеблясь ни секунды.

6

Новость о моем замужестве удивила всех. И больше всего — меня.

Ты действительно выходишь замуж за человека по фамилии Грей [26] ? — спросил Эрик, когда я сообщила ему о помолвке.

Я знала, что ты отреагируешь именно так, — сказала я.

Я не реагирую. Я просто задаю вопрос.

Да, Эрик. Его зовут Грей. Доволен?

В восторге. И… дай-ка вспомнить… кажется, первый раз ты обмолвилась о нем пару недель назад. На тот момент вашему знакомству было… сколько?

Около двух недель, — робко ответила я.

Прекрасно… всего один месяц от первого свидания до помолвки. Он просто ударник труда… хотя и в подметки не годится тому бруклинскому мальчишке.

Я все ждала, когда же ты вспомнишь о нем.

Да все потому, что он так и не исчез из твоей жизни…

Это не правда, черт возьми!

Еще какая правда. А иначе с чего бы ты рванула замуж за этого парня?

А может, я его люблю?

Ты несешь чушь, и сама это знаешь. Ты не из тех женщин, которые могут влюбиться в инвестиционного банкира по имени Грей.

Мне бы очень хотелось, чтобы ты перестал думать за меня. Джордж — прекрасный человек. Он сделает меня очень счастливой.

Он превратит тебя в ту, кем ты быть не хочешь.

Как ты можешь так говорить, если даже не знаком с ним?

Потому что его зовут Джордж Грей. Это имя ассоциируется у меня с трубкой и домашними тапочками… которые он будет просить подавать ему, не успеешь опомниться.

Я не собака, — сказала я, и мой голос зазвенел от злости. — Я никому ничего не собираюсь подавать.

Все мы в итоге делаем то, что прежде клялись не делать никогда… особенно если предаемся иллюзии любви.

Это никакая не иллюзия, Эрик!

Иллюзия, заблуждение, смятение — как хочешь назови эту болезнь… Суть не меняется.

Я вовсе не больна…

Еще как больна. И болезнь эта называется «загнать себя в ловушку… ради собственной безопасности».

Надо же, ты даже знаешь, что у меня в голове.

Никто не знает, что у него в голове, Эс. Никто. Вот почему мы совершаем столько глупостей.

Конечно, я знала, почему выхожу замуж за Джорджа Грея. Он был таким солидным, таким надежным и был так влюблен в меня. Разве можно устоять, когда тобою восхищаются? Говорят, что ты особенная, неповторимая, что только ты смогла пробудить настоящее чувство. Джордж делал это постоянно. И я не могла остаться равнодушной. Потому что именно это я хотела слышать.

К тому же он очень поддерживал меня — особенно в том, что касалось моей забытой на время писательской карьеры. Вскоре после объявления помолвки мы вышли в свет вместе с Эмили Флоутон, с которой я очень подружилась на почве отъезда Натаниэла Хантера. Эмили недавно бросил ее возлюбленный, с которым она накась два года, и, когда я в разговоре с Джорджем обмолвилась о том, что она очень одинока, он настоял, чтобы она пошла с нами на концерт в Карнеги-Холл, а потом на ужин в «Алгонкин». За столом мы с Эмили увлеченно обсуждали замену мистера Хантера — маленькую угловатую женщину лет сорока по имени Ида Спенсер. Ее пригласили из журнала «Колльерз», и она очень быстро освоилась в новой должности, показав себя жесткой директрисой (из категории старых дев), совершенно нетерпимой к чужому мнению. Мы все дружно ненавидели ее. В ожидании заказанных блюд мы с Эмили только и делали, что сплетничали о мисс Спенсер. Джордж слушал с вниманием… хотя наши офисные проблемы его мало интересовали. Но он всегда был очень дипломатичным.

…и вот она мне заявляет, что я не имею права продвигать новых авторов без ее одобрения, — щебетала Эмили. — Видите ли, только она может решать, кто из авторов достоин поощрительного письма.

Должно быть, она очень неуверенная в себе женщина, — заметил Джордж.

Эмили восхищенно взглянула на него:

Как ты догадался?

Джордж отлично разбирается в людях, — сказала я.

Не льсти мне, — он сжал мою руку, — а то я зазнаюсь.

Ты зазнаешься? — воскликнула я. — Это невозможно. Ты слишком хорош для этого.

Ты решила окончательно вогнать меня в краску, — сказал он нежно коснувшись моих губ поцелуем. — Как бы то ни было, я позволил себе предположить, что ваш босс — неуверенная в себе женщина, поскольку мне самому доводилось работать с таким типом руководителя. Ему нужно было контролировать все и вся. Каждое письмо клиенту, каждый внутренний документ нужно было нести ему на согласование. Он совал нос повсюду. А все потому, что был ужасно труслив. Он боялся делегировать кому-то часть полномочий — никому не доверял. По очень простой причине: он не доверял самому себе.