— Врага нельзя недооценивать, Улад. Вспомни, чему учил отец. На войне всегда ставь себя на место противника.
— Н-нет! — раздражение вновь вспыхнуло, и молодой Кей чуть не подавился воздухом, — Она не может быть на нашем месте! Она — холопка, ее м-место в хлеву, а она ведет себя…
— Как правительница, — спокойно закончил брат. — Так вот почему ты ее так любишь!
Усмешка, мелькнувшая на лице Сварга, заставила на миг устыдиться. Да, брат прав. Велга держит себя, как государыня, как Кейна — Улад сам видел это. Холопка не должна быть такой! Она не имеет права…
— Ну-ну! — насмешливый голос брата вернул к действительности, — Не забывай, мы — Кей. Мы не злимся, мы — караем. Придет час и для твоей сероглазой. А пока я хочу понять…
Сварг снял тяжелый шлем и долго вытирал вспотевшее лицо. Затем заговорил негромко, но веско, словно подчеркивая каждое слово:
— Она сейчас правительница, нравится нам это или нет. Она возглавляет державу, которую мы никогда не признаем, но эта держава уже существует. Она умна и неплохо разбирается в обстановке. Слабость ее в том, что она никогда не командовала войсками. Я очень надеялся на это, братишка. Тому, кто не водил в бой десяток, нельзя поручать тысячу…
Молодой Кей внезапно подумал, что брат имеет в виду его самого. В душе шевельнулась обида, но он заставил себя успокоиться. Сварг прав.
— Вспомни! Вначале ей помогала эта нежить — Мать Болот, Старый — все равно кто. Тогда она могла воевать без особой оглядки. Но легкие победы развращают. Что будет она делать теперь, когда мы сравняли ставки?
Улад задумался. Да, после страшной ночи, когда кровь брызнула на серый камень, боги — или нежить — отшатнулись от Гадюки. Ее войскам пришлось воевать по-настоящему, а тут почти безоружные волотичи ничего не могли поделать с закованными в латы кметами.
— Я стал прикидывать, что сделал бы на ее месте. Допустим, у меня много людей, большая территория, мне верят. Но мои войска не умеют сражаться, и у меня мало оружия. Зато время — на моей стороне. Вспомни — отец болен.
Молодой Кей вздохнул. Это уже не было тайной. Весть о болезни Светлого разнеслась по всей Ории. Улад знал, что брат отправил верного человека — старшего кмета Поклада — в Савмат, и тот регулярно слал оттуда гонцов. Новости не радовали. Отцу не становилось лучше, Рацимир собирал Своих кметов, Валадар — бродников, а за Денором зашевелились огры.
— Я бы сделал вот что, братишка. Прежде всего, дал бы приказ держаться до последнего. Мы тратим на каждую крепость день — а за день можно сделать очень много. Кроме того, нам приходится быть жестокими, а это прекрасный повод для мести. Чем больше мучеников — тем крепче сопротивление. А за это время я бы готовил войско, искал оружие и уводил людей в леса. Когда враги, то есть мы с тобой, подошли бы к Коростеню, я бы сжег город и начал войну на истощение. Ведь мы не можем удаляться от реки дальше, чем на полет стрелы. Представляешь, сколько можно воевать в этих лесах! Я бы воевал тут лет двадцать…
Улад взглянул на спокойное лицо брата, и ему внезапно стало страшно.
— Хвала Соколу, ты не на ее стороне!
— Да уж! — Сварг мрачно усмехнулся. — Я бы не сплоховал! Да и не нужно воевать столько лет! Если с отцом что-то случится, нам с тобой будет не до волотичей. Понимаешь?
Этого Улад не понимал, а если и понимал — то не до конца. Кто бы ни стал Светлым, он должен будет помочь брату. А если Светлым станет Сварг, то Гадюкой займется он сам. Как бы ни ссорились Кеи, они остаются братьями. Кроме того, даже Рацимир не пойдет против воли отца…
— Помочь нам может одно, братишка, — если Велга соберет все, что у нее есть, и даст бой под Коростенем. Этот бой мы должны выиграть, и мы его выиграем. Мы их просто перебьем — всех! Но она на такое не пойдет…
Уладу вспомнился спокойный, уверенный голос девушки. Да, такая может догадаться. Умна Гадюка, умна! Но тут же в ушах зазвучал другой голос, тот, что он слышал ночью, на маленькой поляне у погасшего костра. Слухач, лазутчик Антомира! «Она своей Золотой Бабе верит. Говорит пока она с нами, будет нам победа, а Кеям — погибель». Он еще подумал тогда…
— Б-брат! — от волнения кровь прилила к лицу в ушах словно застучали невидимые молоточки. — Я знаю! Я уверен! Она примет бой!
И отвечая на недоуменный взгляд старшего, Улад заговорил быстро, сбиваясь и заикаясь почти на каждом слове:
— Я уверен! Она… Г-гадюка… Она в-верит Матери Болот… То есть Старому, но она д-думает… Она считает, что М-мать Болот всегда с нею! Наверно, ей кажется, что мы побеждаем, потому что ее нет с войском. Поэтому она обязательно примет б-бой! Она сама возглавит войско!
Улад замолчал, глубоко вздохнул и еще раз вспомнил все, что довелось узнать о Велге — и от нее, и от других. Да, умна. Да, ненавидит сполотой, и особенно — Кеев. И эта ненависть страшна тем, что идет не только от сердца, но и от рассудка. Но все ее расчеты строятся на песке! Она верит в свою Золотую Бабу!
— А ты ее, кажется, неплохо понял, — подумав, заметил Сварг. — Ладно, поглядим. Надеюсь, ты не ошибаешься…
Брат кивнул и направился к своей лодье. Улад догадался, что Сварг хочет остаться один. В последние дни он часто уединялся, не подпуская к себе даже Пораду. Молодой Кей, понимая, что старшему лучше не мешать, не спеша прошелся вдоль берега. Возле близкой опушки белело что-то знакомое. Улад всмотрелся — лошадиный череп на высоком столбе, а рядом — потемневший от времени усатый идол. Странно, такого он еще не видел. Может, это и есть Извир — Старый?
Неподалеку воины уже ставили шатер. Предстояла ночевка, и молодой Кей оценил предусмотрительность своих улебов. Он вдруг представил, что восстал не Коростень, а Валин, и на миг похолодел. Нет, такого не может быть! Он, конечно, не Сварг, но и улебы — не волотичи. А главное — Велга. Такие, как Болотная Гадюка, рождаются, наверное, раз в сто лет. И хорошо, что она родилась не в Валине!
Улад запахнул полог и, не глядя, сбросил с головы шлем. И тут же услышал шорох, точно по мягкому ковру пробежала мышь. Молодой Кей резко оглянулся и увидел что-то белое.
— К-кто?
— Я… Я, Алана…
Та, что отвечала, была не меньше испугана, чем сам Улад. Мгновенье он стоял, ничего не понимая, а затем усмехнулся. Ну, конечно. Его парни притащили какую-то девчонку! Неплохо, самое время отвлсчься.
— Ты напугала меня! — произнес он сердито, хотя и не гневался. Что сердиться на этих пастушек, которых в лучшем случае ждет невольничий рынок где-нибудь в Хорее, а в худшем — речное дно?
В полутьме прозвучало испуганное: «Прости, Кей!», но Улад уже не слушал.
— Подойди сюда!
Он распахнул полог и взглянул на залитое слезами лицо. Ничего особенного
— длинные косы, маленький, чуть вздернутый нос. Разве что глаза зеленые — приметные.
Улад почти не помнил тех, кого ташили к нему в шатер после каждого боя. Они надоедали ему сразу, и он отдавал пленниц своим улебам, не интересуясь, что с ними станется. Однажды ему пришлось поговорить с Порадой. Разговор вышел не из приятных, подруга брата заступилась за одну такую, имени которой Улад уже не помнил. Совсем маленькая была девчонка, лет тринадцати. Когда она поняла, что ее ждет, то упала Уладу в ноги и молила оставить при себе, обещая во всем слушаться, во всем угождать. Улад отмахнулся и отдал ее кметам. После разговора с Порадой молодой Кей, не желая ссориться с подругой брата, поинтересовался, что стало с девчушкой. Он опоздал — кметы, натешившись, просто кинули ее в реку, связав по рукам и ногам.