Иссушенное болезнью тело оказалось невесомым.
Приподняв диван, Августа достала вещи и прислушалась: под окнами слышался шорох.
Кто-то двигался по гравию вдоль стены дома.
Путаясь в штанинах, Августа напялила джинсы и скользнула на веранду.
Сердце выскакивало из груди, било набатом в ушах.
Жора и Петр так быстро вернуться не могли. Прыщ не стал бы красться. Тогда кто это может быть?
Близкая к обмороку, толкнула дверь и оказалась под прицелом автомата.
Вскрикнув от неожиданности, уставилась на форму с аббревиатурой ППС.
Пэпээсников было двое. Один в бейсболке, другой в фуражке.
Тот, что стоял ближе, знаком показал Августе молчать и освободить проход.
Двигаясь со всей возможной осторожностью, оба исчезли в домике.
Через минуту они так же осторожно вынырнули на крыльцо и продолжили пантомиму.
– Где? – одними губами спросил первый, контролируя территорию и держа пистолет в вытянутой руке.
Августа показала пальцем на крышу дома:
– На чердаке.
– Сколько их? – беззвучно спросил второй – в фуражке.
– Один.
– Где остальные?
– Уехали в город.
Диалог был прерван нечеловеческим воплем с чердака.
– Ну, сука, я тебя достану! – ревел разъяренный Прыщ.
– Быстро в машину, – велел пэпээсник в бейсболке и подтолкнул Августу к тропинке, сворачивающей за дом.
Августа не заставила себя упрашивать, через пару минут выскочила на дорогу и оказалась рядом с «шевроле». Где-то она эту машину уже видела, пронеслось в голове, в этот момент дверца распахнулась и из салона появился Степура с букетиком гербер.
Августа моментально почувствовала прилив сил.
– Сволочь продажная! – взвизгнула она. – У тебя еще хватило наглости явиться?
Налетев на соседа, она заколотила по нему кулачками.
– Мотя, держись! – выкрикнул Шутихин, захлопнул дверцу и приготовился цинично наблюдать за битвой гигантов.
– Вот тебе, гад такой, вот тебе, иуда, – приговаривала Августа, лупя соседа почем зря.
Отшвырнув полысевшие герберы, Мотя перешел от обороны к оперативным действиям, атаковал Августу, обхватил за плечи, прижал к себе и гаркнул:
– Ну-ка, прекрати истерику!
Лишившись возможности действовать руками, Августа тем не менее норовила нанести удар головой по незащищенной переносице противника.
Упреждая удар, Мотя встряхнул валькирию, оторвал от земли и прижал к себе с такой силой, что услышал хруст позвонков.
– Успокойся! – прохрипел он в лицо воительнице, и она присмирела.
– Все? Успокоилась?
– Да, – кротко кивнула Августа.
Но как только Матвей поставил девушку на место и разжал объятия, коварная влепила ему звонкую пощечину:
– Вот теперь я совершенно спокойна.
Рука Августы оказалась тяжелой, Мотя схватился за пылающую щеку и проблеял:
– За что?
Смотрел сосед с таким неподдельным изумлением, что на долю секунды Августу посетило сомнение, но уже в следующее мгновение злость вернулась.
– Не строй из себя святошу. Ты оставил на месте преступления улику, – рявкнула она, – и наверняка это твои дружки – эти зэки, эти гориллы в масках! Сволочь! Катись отсюда, и чтоб больше я тебя не видела. – Не дав открыть Матвею рта и как-то оправдаться, Августа вскинула подбородок и направилась к машине ППС, стоящей на обочине чуть поодаль. Она предпочтет компании идиота соседа гибэдэдэшников, преступников, лысого черта, дьявола – кого угодно.
Мотя издал неопределенный звук, похожий на «гр-р-р». Возражать разъяренной фурии было бессмысленно. Все вообще потеряло смысл. Отпуск, лето, жизнь – все.
* * *
Десять пластиковых бутылок с вареньем – абрикосовым, вишневым, малиновым, из черной смородины – были готовы и ждали своего часа.
Час пробил: Матюша позвонил и сказал, что улетает в тайгу.
По голосу Лидия Родионовна слышала, что Матюша расстроен, но проявила мудрость, по телефону не стала ни о чем спрашивать.
Приехав к сыну, испытала шок – сборы были в самом разгаре. Дорожная сумка стояла в центре комнаты, балконная веревка была полностью занята сушившимися вещами. У Лидии Родионовны от этой картины пол качнулся под ногами.
– Куда ты собрался, Матюша? – протолкнула она сквозь образовавшийся ком в горле.
– На работу.
– Как? – Лидия без сил опустилась на диван. – У тебя же еще почти два месяца отпуска?
– Да ну его, этот отпуск. Что я тут забыл?
– Сынок, – силясь не расплакаться, захлопала глазами Лидия Родионовна, – ты же хотел еще на островах отдохнуть?
– Настроения нет, мам.
– Матюша, – Лидия Родионовна поднялась и заглянула сыну в глаза, – что случилось?
– Ничего, мам.
– Не ври матери, – захлюпала носом Лидия.
– Ну что я буду на островах один делать? – с горечью спросил Мотя.
У Лидии Родионовны сердце разорвалось от этого вопроса.
– Матюша, сынок, давай я с тобой съезжу, – ляпнула она.
– В следующий раз, – мягко отверг предложение Мотя. – Мам, ты не могла бы купить несессер и носки шерстяные, толстые. Ребята просили привезти, а я не знаю, где это искать.
– Конечно, сынок, – промямлила Лидия, – я все куплю.
Выставив батарею бутылок с вареньем у стены на кухне, Лидия отправилась за носками на рынок.
Бродила, как сомнамбула по рядам, не минуты не забывая, что Матюша, вместо того чтобы жениться, опять уезжает. Собрался раньше времени в тайгу. Почему? Почему?
Соседка Ава – такая девочка хорошая, а он все равно уезжает. Неужели растреклятый бромид сделал свое черное дело?
Лидия Родионовна поняла, что ей срочно нужно повидать соседа по даче Саморукова.
Выйдя с рынка, поймала частника и, заранее смирившись с расходами, помчалась в дачный поселок.
Проведя несколько часов в полицейском участке, она ни словом не обмолвилась о соседе, трости и своих подозрениях. Самой было интересно знать – почему.
Так тщательно следила за собой, так старалась, что, похоже, преуспела – следак отпустил ее под подписку о невыезде.
Дома, кое-как умывшись, Ава рухнула на Данькину постель и ощутила какой-то ком под матрацем.
Ворча и стеная, поднялась, задрала матрас и опешила: на фанерном днище лежала сумка. Черная. Замшевая. Дорогая, роскошная, писк моды.