– Сгинь, нечистая.
– Дай мне одну минуту. Я все объясню. Мотя тут ни при чем. Это все я. Про наезд и кражу я все выдумал назло Мотьке, – частил Шутихин. – Никакой это не актер нашего театра, а самый настоящий вор, и я его никогда в глаза не видел. Просто мне стало обидно: всегда Мотьке самые лучшие девчонки достаются. Ну правда. Прости, а?
На Шутихина Августа не смотрела – глаза ее были прикованы к трости.
Дождавшись паузы в программной речи, Ава ткнула в нее пальцем:
– Что это?
– Что? – Витасик бросил испуганный взгляд на голову пантеры.
– Это.
– Это трость.
– Вижу! Откуда она у тебя?
– Из конфиската.
– Откуда?
– Из магазина, куда сдают конфискованное имущество налоговые инспекторы, судебные приставы там и другие фискалы, – бубнил Витася. – У меня есть приятель в краевом отделе по борьбе с экономическими преступлениями, он мне иногда подкидывает конфискованные товары. Да в чем дело-то?
– Я видела точно такую же в домике, где меня держали, – прохрипела Ава, – я же думала, это он… И он говорил, что у них в артели таких полно…
– Чего полно?
– Таких отморозков…
– Не путай меня. К этому мы никакого отношения не имеем. Это – чистое стечение обстоятельств. Ребята-каскадеры из праздничного агентства ждали тебя недалеко от вашей остановки и видели, как двое в масках сунули тебя в жигуль. Мотька не мог этого сделать, он все время был у меня на глазах.
– А ты?
– А что я? Я был с Мотькой, – не очень уверенно ответил Шутихин. Алиби было слабеньким, на троечку. Никакого доверия такое алиби не могло вызвать, это и ежу понятно. Рука руку, как известно, моет, и ворон ворону глаз не выклюет.
Взгляд Августы красноречивей слов говорил, что она об этом думает: налицо круговая порука.
– Я же тебе говорю, – с еще большим энтузиазмом затараторил Витасик, – мы готовили розыгрыш с похищением. Подобрали праздничное агентство, те нашли актеров и дачу, на которой ты должна была изображать пленницу…
Вид у Августы сделался растерянным.
– Господи ты боже мой, зачем?
– Чтобы помирить вас.
– Зачем? – Вопрос был риторическим.
– Чтобы Мотька мне голову не открутил. Нет, правда. Романтично же: девушку похищают злодеи, а тут появляется рыцарь на белом коне. В романах так всегда начинается любовь. Зуб даю, я бы вас помирил, если бы не вмешались уголовники. Теперь Мотька меня никогда не простит, а мы двадцать лет дружим. Я сколько себя помню, Мотька всегда был рядом. А вчера он выставил меня взашей, сегодня на звонки не отвечает, а у самого через полтора часа самолет.
Я собрался в аэропорт. Там такси внизу. Если хочешь, поехали вместе?
По мере того как Шутихин излагал, Августа менялась в лице.
– Подожди. Если это трость не Матвея и не твоя, то чья? И как она попала в домик путевого обходчика?
На лице Шутихина отразилась напряженная работа мысли.
– Понятия не имею, – сообщил он после паузы.
– А как зовут твоего приятеля из ОБЭПа? – еще не понимая, что она хочет услышать, задумчиво спросила Августа. – Только не говори, что это Бовбель.
– Откуда ты знаешь? – выкатил глаза Шутихин.
– Идиоты, – Ава покрутила пальцем у виска, – какие же вы идиоты…
Очередь к стойке регистрации подвинулась, Матвей перекатил две битком набитые сумки.
Притихшая, с красными глазами, с припухшим носом, Лидия Родионовна суетилась рядом с сыном.
– Матюша, – донесся до Августы ее голос, – ты куда сложил варенье?
– В сумку, мам.
– Ты в багаж ее сдашь?
– Ну конечно.
– А несессер и носки не забыл?
– Не забыл, мам.
Августа сбавила шаг, тихо пристроилась к очереди, передвинула сумку чуть вперед и теперь стояла в шаге от Матвея, любуясь им.
В ветровке, в джинсах и кроссовках, с ноутбуком на одном плече и зачехленной гитарой на другом, он смотрелся завзятым путешественником, гражданином мира, духовным братом Конюхова и Визбора.
Из глубин памяти выплыло: «Крылья расправил искатель разлук – самолет, и потихонечку пятится трап от крыла…»
Внезапно до Августы дошло: этот гибрид Конюхова и Висбора сделал для них с Данькой больше, чем кто бы то ни было за всю их жизнь.
Невесть откуда возникшее желание обвиться вокруг Матвея, устроить голову у него на груди и замереть навсегда было пугающе острым.
– Опять перевес, – сокрушалась Лидия Родионовна, – переплачивать придется.
– Ничего страшного, не привыкать, – отозвался Матвей. Передвинув сумки, он снял с плеча гитару и внезапно поднял глаза прямо на Августу.
С лица сошла озабоченность, в глазах вспыхнула осторожная радость.
– Ты? – растерянно спросил Матвей, прощупывая взглядом Августу. – Что, тоже летишь?
Она медленно покачала головой:
– Наоборот – прилетела.
– Не понял?
Лидию Родионовну поразила метаморфоза, приключившаяся с сыном: только что ее мальчик, ее нежный Матюша нуждался в ней, в ее заботе и внимании, а тут в один момент сбросил перья и обернулся соколом, взрослым мужчиной. А зрачки – зрачки вообще не поддавались описанию. Того и гляди, покинут отведенные границы.
– Я приехала, чтобы извиниться перед тобой. Псих твой Шутихин, – помолчав, добавила Августа, – законченный.
– Если честно, я тоже так думал, – сдал друга с потрохами Мотя, – нашел дома записку и жутко разозлился. Но если бы не Витасик, не было бы каскадеров, не было бы каскадеров – никто бы не увидел, как тебя суют в машину два шкафа в масках, о тебе бы вообще никто ничего не знал. Даньки нет, даже поднять тревогу было некому. А ребята запомнили номера, и по ним удалось установить, куда тебя увезли. Дальше было дело техники.
– А ты всегда ждешь, что кто-то за тебя разрулит твои проблемы? – неожиданно сменила тему Августа.
– Так ведь это он мне их устроил, – надулся Матвей.
– Тебе приятно так думать?
Взгляд Августы сделался странно-задумчивым, как у глубоководной рыбы с телескопическим зрением. Северное море куда-то пропало, его место заняла черная бездна.
Снова пора было двигать сумки – они уже задерживали очередь, но Матвей словно забыл, где он и зачем.
– Я ничего не понимаю, – решила вмешаться Лидия Родионовна. – Матюша, ты летишь или не летишь?
Безумие. Это безумие, сказал себе Матвей. Перед его мысленным взором замаячили контуры заснеженных вершин Сихотэ-Алиня. Невесть откуда в голове закрутилось: «Милая моя, солнышко лесное…»