Лука прямо-таки физически чувствовал плотное облако ненависти, повисшее над толпой женщин в одинаковых серых одеяниях.
– Я приказываю… – снова начал он, но не договорил, ибо монахини надвигались на него нерушимой стеной. Казалось, ему уже нечем дышать, он видел перед собой только серые монашеские одежды и не чувствовал в этих женщинах ни капли жалости; похоже, они готовы были попросту задушить или раздавить их всех – для этого хватило бы и простого их количества. Лука попытался, с силой оттолкнувшись от края повозки, выбраться из этого адского круга, но поскользнулся и упал. Он брыкался, катаясь по земле в приступе смертельного ужаса, понимая, что они могут запросто его затоптать и даже не заметят этого. Неужели он окончит свою жизнь под ногами монахинь, обутых в грубые сандалии? Сестра Урсула все цеплялась за него, но монахиням удалось оттащить ее в сторону. Затем с полдюжины женщин остались возле Луки, удерживая его на земле, а остальные поволокли сестру Урсулу к пирамиде дров, приготовленных для костра по ее же приказу. Теперь уже и Фрейзе закричал во весь голос, понимая, к чему это ведет, и тщетно пытаясь вырваться из рук дюжины монахинь, буквально пришпиливших его к земле. Брат Пьетро, оцепенев от ужаса, молчал, прижатый монахинями к стенке похоронных дрог.
Сестра Урсула сама приказала сложить две высокие поленницы из самых сухих дров возле двух крепко вкопанных в землю столбов. Монахини подтащили ее к ближайшему столбу, хотя она отчаянно брыкалась, пытаясь вырваться, и пронзительными криками звала на помощь, и привязали к столбу, крепко обернув веревками ее извивающееся тело.
– Спаси меня! – кричала она, не сводя глаз с Луки. – Ради Бога, ради всего святого, спаси меня!
Кто-то из монахинь набросил ему на лицо апостольник, и теперь он уже ничего видеть не мог; он задыхался под этим монашеским платом, но по-прежнему не имел возможности ни подняться с земли, ни даже пошевелиться; однако он продолжал кричать монахиням, чтобы они остановили этот самосуд. Он просил их не делать этого, даже когда они отобрали у привратницы факел, и та молча отдала его им, и поднесли этот факел к куче дров, щедро политых смолой. Он все еще пытался остановить незаконную казнь, когда сестра Урсула уже скрылась в клубах взметнувшегося к небу темного дыма, но тут до его ушей донесся пронзительный предсмертный вопль несчастной, ибо ее дорогие шелковые юбки и монашеское одеяние из чудесной тонкой шерсти сразу же вспыхнули ярким желтым пламенем.
* * *
Трое молодых людей в молчании ехали прочь из монастыря, глубоко потрясенные этим чудовищным актом насилия. Они понимали теперь, что и сами едва спаслись от казни без суда и следствия. Время от времени Луку начинала бить сильная дрожь, и он в который раз принимался яростно стряхивать с рукавов пепел казненной монахини, а Фрейзе проводил по растерянному лицу широкой ладонью и бормотал: «Всемилостивый Боже и пресвятые отцы…»
Ведь день они ехали по верхней дороге, протянувшейся над раскинувшимися внизу лесами, и осеннее солнце, выныривая из-за холмов, то и дело слепило им глаза. Земля под ногами была твердой как камень, и путники изрядно устали, когда наконец увидели впереди, над воротами, изогнутый побег падуба; это должно было означать, что здесь располагается гостиница, и друзья молча повернули туда.
– А что, этими землями тоже дон Лукретили владеет? – осведомился Фрейзе у конюха, прежде чем они успели спешиться.
– Нет, здесь уже не его земли. Вы покинули пределы его владений. Наша гостиница принадлежит синьору Пикканте.
– Тогда мы тут и останемся, – решил Лука. Чувствуя, как хрипло звучит его голос, он откашлялся и сплюнул, пытаясь избавиться от горького запаха того проклятого дыма. – Хвала всем святым, что нам самим удалось ноги унести! Я все никак не могу поверить, что мы из этого монастыря живыми выбрались.
Брат Пьетро только головой в ответ покачал, тоже не находя нужных слов.
Фрейзе отвел лошадей на конюшню, а Лука и Пьетро прошли в харчевню и попросили подать им местного красного вина – больше всего им хотелось избавиться от противного вкуса во рту и от преследовавшего их запаха горелой человеческой плоти. Затем они заказали еду, молча дождались, пока ее принесут, и старательно помолились перед трапезой.
– Мне необходимо исповедаться, – сказал Лука, когда они поели. – Пресвятая Богородица заступится за меня, но я чувствую себя погрязшим во грехе.
– А мне необходимо написать отчет, – сказал брат Пьетро.
И они посмотрели друг на друга, охваченные одинаковым ужасом.
– Разве можно поверить в то, что мы видели собственными глазами? – сказал Лука. – Ты, конечно, пиши что хочешь, но в такое вряд ли кто поверит.
– Он поймет и поверит, – возразил Пьетро, имея в виду магистра своего ордена. Впервые он вслух признался в своей преданности этому человеку и уверенности в его уме и великодушии. – Магистр нашего ордена все, что угодно, понять способен. Он столько повидал на своем веку; он был свидетелем и куда худших деяний. Его научные изыскания связаны с надвигающимся концом света, так что его уже ничто не удивляет. Он прочтет мой подробный отчет об этих событиях и все поймет. А потом станет держать этот отчет под рукой, ожидая от нас дальнейших действий и дальнейших отчетов.
– Дальнейших? Значит, наша миссия будет продолжена? – спросил Лука с некоторым недоверием.
– Конечно. И у меня уже имеется следующее предписание магистра, скрепленное его собственной печатью.
– Но ведь это наше расследование закончилось полным провалом, и нас, конечно же, отзовут, получив твой отчет, не так ли?
– О нет, магистр скорее воспримет это как некий успех с нашей стороны, – возразил брат Пьетро, хотя и с довольно-таки мрачным видом. – Тебя послали выяснить причину случаев безумия и проявления зла, имевших место в этом аббатстве, и ты свое задание полностью выполнил. Ты узнал, чем все это было вызвано: сестра Урсула подкладывала в пищу монахинь белладонну, чтобы те постепенно утрачивали разум. Ты узнал, зачем она это делала; узнал о ее страстном желании стать аббатисой и обрести богатство. Ты выяснил, что подстрекал ее к этому дон Лукретили, стремившийся погубить свою родную сестру, объявив ее ведьмой, и получить в результате то, что досталось ей в наследство от отца: аббатство и принадлежащие аббатству земли вместе с золотоносным ручьем. Это было всего лишь первое твое расследование, и хотя у меня лично имеются кое-какие сомнения насчет тех методов, которыми ты пользовался, я непременно скажу своему господину, что ты справился с ним вполне успешно.
– Умерла невинная женщина; преступницу без суда сожгла на костре толпа обезумевших монахинь; две девушки, возможно непричастные к краже, но, несомненно, виновные в использовании колдовства, исчезли, словно растворившись в воздухе, – и это ты называешь успешным завершением расследования?
Брат Пьетро позволил себе слегка усмехнуться.
– Я видел и куда худшие результаты расследований, имевшие более прискорбные последствия.