Правда, он страшную глупость сделал, когда попытался отыметь ее в зад. Что на него нашло? Что за сексуальное буйство?
«Ну, с задом у тебя иногда случается…»
«Довольно. Женщина тебе говорит, что она девственница и чтобы ты с ней осторожно, а ты через пять минут пытаешься трахнуть ее в зад. Постыдился бы!»
Он почувствовал, что от ощущения собственной вины перехватило дыхание.
113
Пьерини ждал, когда на дороге станет меньше машин, и тут его нагнал Фьямма.
— Ты куда? — спросил приятель, задыхаясь от быстрого бега.
— Садись давай. Он на той стороне. Он упал.
Фьямму дважды просить не пришлось, он запрыгнул в седло.
Пьерини дождался, когда машины проедут, и миновал перекресток.
Говнюк скорчился на обочине, потирая лодыжку. У велосипеда был погнут руль.
Пьерини подъехал, положил локти на руль мотороллера.
— Нам едва не остались от тебя рожки да ножки, и ты чуть не спровоцировал ДТП со смертельным исходом. А теперь ты тут валяешься, сломал велик и сейчас получишь звездюлей. Сегодня, дружок, явно не твой день.
114
Грациано ехал на своем «Уно турбо» по Авреливой дороге и вовсю ворочал мозгами.
Обязательно надо извиниться перед Флорой. Показать, что он не сексуальный маньяк, просто мужчина без комплексов и от нее без ума.
— Пожалуй, надо подарить ей что-то. Такое, чтоб она онемела от восхищения. — В машине он часто разговаривал сам с собой. — Но что? Кольцо? He-а. Рановато. Книгу Германа Гессе? He-а. Маловато. А если… если я подарю ей коня? А что?
Отличная мысль. Подарок необычный, неожиданный и достаточно дорогой. Так она поймет, что сегодня ночью он с ней не просто развлекался, это было всерьез.
— Да. Чудесного чистокровного жеребенка, — решил он и стукнул кулаком по приборной панели.
«Чувствую, люблю я ее».
Конечно, это несколько преждевременное умозаключение. Но что человеку делать, раз он так чувствует?
У Флоры все есть. Красивая, умная, изысканная. И образованная. Рисует. Читает. Зрелая женщина, способная оценить верховую прогулку, цыганское фламенко или тихий вечер у камина с хорошей книгой.
Не то что Эрика Треттель, дура безграмотная. Эрика — самовлюбленная, капризная, тщеславная девица. Флора чувствительная, щедрая и скромная женщина.
Одним словом, учительница Палмьери — идеальная пара для Грациано Бильи.
«Может, она еще и готовить умеет…»
С такой женщиной рядом он сможет осуществить все свои мечты. Открыть джинсовый магазин или даже книжный, найти домик у самого леса, сделать из него ранчо с конюшней, а она будет ухаживать за ним с улыбкой на устах, и у них будут — почему бы и нет? — дети.
Он чувствовал, что готов завести малышей. Девочку (какая красавица получится!), а потом и мальчика. Идеальная семья.
Как он вообще мог подумать, что такая женщина, как Эрика Треттель, истеричная шлюха, распоследняя подстилка, может разделить с ним старость? Флора Палмьери — вот родственная душа, которую он искал.
Единственное, чего он не мог понять, — почему такая красивая женщина девственница в таком возрасте. Что с ней такое, отчего она мужчин к себе не подпускала? Несомненно, какие-то сексуальные проблемы. Надо разузнать, что за проблемы такие, выпытать аккуратно. Но, в конце концов, ему и это нравилось. Он будет ее учителем и покажет ей все, что сам знает. Она способная. Он сделает из нее лучшую в мире любовницу.
И он ощутил, что семь его чакр наконец сбалансировались, аура пришла в порядок и он снова в гармонии с мировой душой. Печали и страхи улетучились, и ему стало легко, словно он — воздушный шарик. И захотелось сделать столько всего!
Чего только не вытворяет с чувствительной душой это странное чувство, имя которому — любовь.
«Надо срочно повидать мать».
Надо ей сообщить, что с Эрикой покончено, и рассказать про свою новую любовь. По крайней мере, так она прекратит этот цирк с обетом, хотя и жаль немного. Немую ее легче выносить.
А потом он поедет на ферму, где выращивают лошадей, а на обратном пути может заехать в магазин для охотников и рыболовов и узнать, сколько стоит арбалет.
«А вечером — романтический ужин с учительницей», — решил он и, счастливый, включил магнитофон.
Оттмар Либерт и «Луна Негра» заиграли цыганскую версию песни Умберто Тоцци «Gloria».
Грациано включил поворотник и выехал на дорогу к Искьяно Скало.
«Какого хре…»
У дороги двое пацанов, один лет четырнадцати, второй постарше, покрупнее и с дебильной рожей, били мелкого. И, судя по всему, не шутки ради. Мелкий лежал на земле, свернувшись как ежик, а эти двое пинали его ногами.
Возможно, в другой день Грациано Билья плюнул бы на это, просто отвернулся и поехал бы себе дальше, следуя правилу: не суй нос не в свое дело. Но сегодня утром, как мы уже сказали, он чувствовал себя легким, как воздушный шарик, и ему хотелось сделать столько всего, в том числе и защищать слабых, а потому он притормозил, подъехал к ним, открыл окошко и крикнул:
— Эй! Эй, вы! Вы двое!
Двое повернулись и недоуменно поглядели на него.
Этому чего еще надо?
— А ну, оставьте его!
Тот, что покрупнее, посмотрел сперва на приятеля, а потом ответил:
— Пшел в жопу.
Грациано аж онемел на секунду, а потом переспросил раздраженно:
— Что ты сказал? Куда мне пойти?
Чтобы его оскорблял какой-то недоумок?
— Ты мне не указывай, куда мне идти, засранец, ясно тебе? — гаркнул он, выставив руку с растопыренными пальцами в окно.
Второй парень, смуглый, худой, хищного вида, с белой прядкой в челке, криво усмехнулся и, глазом не моргнув, отозвался:
— Раз ему нельзя, я тебе скажу: по-шел в жо-пу!
Грациано недовольно покачал головой.
Они не поняли.
Они ничего в этой жизни не поняли.
Не поняли, с кем связались.
Не поняли, что Грациано Билья три года был лучшим другом Тони Змея Чеккерини, чемпиона Италии по капоэйре, бразильскому боевому искусству. И Змей показал Грациано пару боевых приемчиков.
И если они сейчас же не прекратят измываться над бедолагой и не попросят смиренно прощения, он эти приемчики испытает на их слабеньких тушках.
— А ну, просите прощения, живо!
— Да вали уже, — отрезал худой, повернулся и, чтоб было понятнее, еще раз пнул парня, скорчившегося на земле.
— Сейчас мы посмотрим. — Грациано распахнул дверцу и вышел.